Похищение Афины - Карин Эссекс Страница 60

— Дело вот в чем. Некоторым из женщин, в том числе и моей жене, надоело лишь по рассказам узнавать о тех пирах, что задаете вы с Периклом. Тем более что многие из мужей, принуждаемые к откровенности, не могут вполне ясно припомнить, что конкретно там было.

— Особенно если они не забывали наполнять кубок вином, — рассмеялась я.

— Хм. Никогда не думал, что женщин могут заинтересовать философские беседы. Но может, их интересует вовсе не то, о чем говорят их мужья во время пирушек, а то, что они там делают. Но просьбу женщин я все-таки должен тебе сообщить. Они желают посетить один из твоих знаменитых вечеров.

Я была до крайности удивлена. Учитывая количество спиртного, которое поглощается на этих пирушках, и то, что многие из них заканчиваются в спальнях наверху, куда некоторые из мужчин удаляются с приглашенными продажными девками, я не могла поверить, что о подобном кто-то мог откровенно рассказывать собственной жене.

— Лисикл, ты и вправду предлагаешь, чтоб на завтрашний пир мужчины привели своих жен?

— Не я предлагаю это, Аспасия, это предлагают сами жены. Завтрашний вечер праздничный, ты назвала в дом гостей, вот они и не захотели оставаться в стороне.

— Поскольку я сама женщина, я не могу отказать им. Это было б нелогично. Передай женщинам, что я посылаю им наилучшие пожелания и приглашаю посетить завтра дом Перикла.

Я кивнула Адельфе, у которой при моих словах загорелись глаза. Если мужья не видят необходимости оставить жен дома, то почему я должна возражать? К тому же будет забавно видеть, как может измениться ход пиршества из-за присутствия на нем респектабельных женщин.

Позже в тот же вечер я рассказала об этом Периклу. Мы обедали в небольшой комнате, где я принимала пищу, возлежа на ложе, иногда на том же, что и мой возлюбленный. Когда у нас бывали гости, разумеется, я сидела на обычной скамье. Даже профессиональные куртизанки, когда их приглашали к столу, не позволяли себе принимать пищу лежа, будучи слишком хорошо воспитанными для этого.

Комнатка была уютная, хоть и простая, стены ее я украсила, развесив несколько выразительных масок сатиров, которые мне особенно нравились. Полы были каменные, посредине стояли два небольших низких столика для блюд со съестным и напитков, в сторонке сложена кипа одеял и меховых покрывал, которыми мы пользовались в зимние месяцы. Черная ваза с красными фигурами — на ней был изображен сатир, который подергивал нимфу за волоски лона, — стояла на треножнике. Именно здесь мы проводили самые приятные наши часы, делясь мыслями, обсуждая что-то важное и неизменно заканчивая вечер в объятиях друг друга.

— Ты не думаешь, что эти женщины решили прийти, чтоб понаблюдать за мной? Узнать обо мне побольше, а потом ославить на рыночной площади?

— Не думаю. Скорее слава о тебе дошла даже до женских покоев, и их обитательницам стала любопытна женщина, заслужившая уважение всех мужчин города.

— Увидим. Нам, наверное, не следует в этот раз приглашать продажных женщин, как ты считаешь?

Меня беспокоил этот вопрос. Я не могла даже вообразить реакцию знатных дам, когда они лицом к лицу встретятся с разнузданными девками из афинских борделей, несмотря на то что мы, как правило, приглашали самых приличных из них. И я, признаться, всегда ожидала, что Перикл, того и гляди, отправится с какой-нибудь из них наверх в спальню, но, к счастью, он никогда этого не делал. Я допускала мысль, что втайне от меня он вступал в близость с другими женщинами. Мы страстно любили друг друга, и как интимная, так и духовная связь между нами была сильна, и все же я не могла поверить, что я единственная его любовница. А впечатление, как ни странно, складывалось именно такое.

— Если жены нескольких афинян решили посетить пирушку мужчин, то, думаю, им следует представить полную картину, — возразил Перикл. — Если им не понравится присутствие публичных женщин, они могут уйти, но если мы таких не пригласим, то, боюсь, не будет конца сетованиям мужчин, которые явятся без жен. Нет уж, давай завтра соберем всех: и почтенных замужних женщин, и проституток, — всех, кто захочет прийти в наш дом. В конце концов, это праздник Афины, а богиня равна в своем отношении к каждому из свободно рожденных афинян.

Несмотря на то что была подругой самого знаменитого мужа в Афинах, я все равно была принуждена носить красные одежды во время великого панафинского празднества. Такие одежды должны быть надевать все чужестранки. Каждый, кто имел средства добраться до Афин, мог стать зрителем великой процессии и наблюдать за ее прохождением, но только афинские граждане имели право принять в ней участие без особого на то приглашения.

— Таково желание богини, — объяснил мне Перикл. — Ведь наш город буквально принадлежит афинянам. В отличие от других греческих городов он не пал жертвой захвата. Мы всегда тут жили, и члены десяти родов — это прямые потомки великих героев: Эрехтея, Аякса, Леоса, Кекропа [40]и других. Мы вскормлены и вспоены этой почвой.

Мы с Каллиопой решили, что раз уж нам положено в отличие от остальных участников праздника быть одетыми в красное и тем выделяться в глазах всего города, то в таком случае мы должны выглядеть великолепно. Мы сшили себе платья из самого лучшего алого льна и отделали их золотыми шелковыми лентами. Незадолго до наступления праздника Каллиопа предложила попробовать соорудить красивые прически, поэтому она пришла ко мне, мы отпустили прислугу и накрутили друг дружке волосы с помощью специальных шпилек. В точности так мы с ней делали, когда были детьми. На следующее утро, едва проснувшись, мы вплели в свои длинные локоны алые ленты и завязали их красивыми бантами, оставив с каждой стороны по нескольку прядей, обрамлявших лицо.

Первый день празднества начался задолго до рассвета. Возглавлять процессию предстояло Периклу. Игры и состязания должны были продлиться целых пять дней, но сегодняшний был целиком отдан священному ритуалу, который состоял во вручении Афине нового одеяния, сотканного женщинами города, которое ей преподносят аррефоры [41], юные знатные афинянки, выбранные из наиболее почетных семей. Во время захода солнца у алтаря храма на Акрополе должно свершиться главное жертвоприношение Пандросос [42]. Жрица богини, по верованиям, могла предсказать нападение на город эпидемии чумы, но, оповестив об этом, она получала повеление принести жертвы Пандросос, единственной проявившей послушание дочери царя Кекропа. И эти жертвоприношения могли задержать приход болезни на десять лет.