Клинки Порубежья. Книга 2. Мести не будет - Владислав Русанов Страница 60

Тяжелая короткокрылая птица с шумом вылетела из елки.

Взбрыкнули, освобождаясь от груза, мохнатые ветви. Завихрилась в морозном воздухе искристая снежная пыль.

Кони присели, шарахнулись в стороны.

— Тетерев! — Редкоусый юноша в куцей шубейке и волчьей шапке с фазаньим пером вскинул самострел.

— Ворона!! — в тон ему крикнула хорошенькая панянка с разрумянившимся лицом. Светло-русые прядки выбились из-под беличьей шапочки, оттеняя серые с голубизной глаза.

— Сама ты... — обиделся молодой шляхтич. Опустил арбалет, так и не выстрелив. — Ворона щипанная!

— От петуха облезлого слышу! — Девушка ловко наклонилась в дамском седле, замахиваясь изящной плеточкой. — Вот я тебя!

Юноша испуганно ойкнул, толкнул коня шпорами, проскакивая на добрых три корпуса вперед. При этом, сам того не желая, он прикрыл рукой... Как бы помягче выразиться? Вот именно, мягкие части пониже спины. Видно, получал не единожды от скорой на расправу панянки.

Остальные присутствующие при споре паны захохотали.

— Ай да Ханнуся! — воскликнул высокий, широкоплечий шляхтич с раздвоенным подбородком и густыми усами. — Ох, и отбрила Лаврушку! Эй, Лаврин, двумя руками за зад хватайся-то, а то отобьет!

Лаврин-Лаврушка зарделся пуще алого мака.

— Тихо, Вяслав! — прикрикнул на советчика пан с легкой проседью в чубе. — Все ж родной брат тебе!

— Так и я — сестра! — задорно воскликнула Ханнуся.

— Вот и помиритесь, а то скубетесь, хуже кошки с собакой. Верно, Цимош?

Четвертый пан — любой прохожий с легкостью признал бы в них всех родных братьев — серьезно кивнул, потер по давней привычке пальцем небольшой шрам через левую бровь и веко.

— Верно, Климаш, верно. Ты ж старший. Вот и прикажи им помириться.

— А ведь и правда! — расправил усы Климаш. — Старший я или не старший? А ну-ка помиритесь, обнимитесь и поцелуйтесь.

— Вот еще! — фыркнула Ханнуся. — Не буду я Лаврушку целовать! Он усы салом мажет, чтоб росли лучше. А они только вонючими становятся.

— Кто мажет? Я мажу? — обернулся заехавший довольно далеко вперед Лаврин. — Неправда! Врет она! Брехухой с детства уродилась!

Выпалив это, он опасливо покосился на пятого паныча, едущего с ними, бок о бок с игреневым мерином Ханнуси. Он не отличался от братьев Беласцей — весьма известного рода в окрестностях Батятичей — одеждой или упряжью гнедого злого жеребца, но выделялся среди них, как выделяется овчарка-пастух, зарабатывающая свой кусок хлеба в жару и в стужу, от откормленных псов-охранников на купеческом подворье. Светлые густые усы, подкрученные самую малость на кончиках, спускались ниже подбородка по северной моде, из-под лихо заломленной шапки с лазоревым верхом выбивался пышный чуб.

— Все болтаете, дрын мне в коленку! — усмехнулся он. — Так и зверь уйдет.

Только глухой не узнал бы в его речи малолужичанский выговор.

— Да ну? — Климаш прислушался к далекому лаю. — Не уйдет. На нас гонят. Петраш!

— Слушаю, пан Климаш! — Кряжистый доезжачий с лицом, изрытым оспинами, поравнялся с Беласцями.

— Не уйдет олень?

— Не должон. — Доезжачий почесал затылок. — Вдоль Евражьего лога я кметей выставил с трещотками и бубнами. Отпугнут. На лед он не выскочит — побоится. Не крепкий еще лед-то... В самый раз должен между Крутым яром и нами проскочить.

— Да я и так слышу, что сюда ведут, — вмешался Цимош.

Далекий лай гончих постепенно приближался. Утробно завывали ищейки, им дробно вторили выжлы.

— Сюда, сюда! Точно сюда! — Ханнуся от нетерпения едва не подпрыгивала в седле. — Пан Янек, поехали посмотрим!

Малолужичанин, которого она назвала паном Янеком, смущенно потупился. Никак не мог привыкнуть к шляхетскому обращению.

— Да не пан я, дрын мне в коленку... Сколько говорить можно? Батька рыбаком на Луге был. Возиться бы и мне с сетями, когда б...

Ищейки загудели громче. Теперь в их голосах слышался азарт и жажда крови. Тут же в отдалении запел охотничий рожок.

— По зрячему пошли! — вскинулся Климаш.

— Точно, пан, по зрячему, — согласился доезжачий.

— Верно! — кивнул Цимош. — Как заливаются!

— Варом варят, — подтвердил Петраш.

— Готовь свору! — в воодушевлении взмахнул кулаком Беласець.

Петраш кивнул и поскакал туда, где выжлятники с трудом уже сдерживали рвущихся в нетерпении собак. Гончие визжали и поскуливали, припадали на передние лапы, оглядываясь — ну когда же, когда?

— Глянь, сестрица, Струнка как рвется! — улыбнулся прищуренный Цимош, указывая на светлую, цвета спелой ржаной соломы выжлу. — Если не она первая оленя догонит, я трижды с башни прокукарекаю.

— Ханнуся оленя догонит. Вперед Струнки, — ядовито заметил Лаврин. — Ей тоже невтерпеж.

— Молчи уж! — прикрикнул на него Климаш — старший брат.

— Пошли выжлятники! — выкрикнул доезжачий и поднес к губам рожок.

Сильные, глубокие звуки раскатились в морозной свежести утра.

Свора, разделенная на три смычка по восемь собак, рванула вперед, волоча за собой верховых выжлятников. Рыжие, сероватые, желтые с чепраками спины плыли над снегом.

— Можно уже, братик? — Ханнуся кусала губы, едва не срываясь с места вслед за выжлами.