Убить Троцкого - Юрий Маслиев Страница 60

– Если этими ценностями могут воспользоваться другие, то почему этими другими не можем быть мы?..

Но Михаил продолжал колебаться.

А время не ждало. Эта улитка пространства продолжала неумолимо раскручивать свою спираль. Как полагалось по календарю, снежно-дождливый мглистый ноябрь перешел в суровый, вьюжный, с ураганными ветрами, дующими с моря, декабрь, который разродился, невзирая на тяжелые времена, фейерверком новогодних и рождественских празднеств, заставивших на короткие мгновения забыть о войне, и оставивший после себя, как поспешил высказаться языкатый Евгений, – «социально-политический абстинентный синдром [38], плавно переходящий в белую горячку экономического краха с последующим летальным исходом».

Политическая обстановка на Дальнем Востоке накалялась и с каждым днем становилась все сложнее. Красная армия подходила уже к Иркутску. Владивосток буквально кишел разными военными и дипломатическими иностранными представительствами. В течение января 1920 года войска интервентов стягивались к Владивостоку. В городе и его окрестностях их скопилось огромное количество.

Опять зашевелилось большевистское подполье.

Так как восстановление советской власти в Приморье могло затормозить эвакуацию интервентов, перед подпольным областным комитетом встал вопрос: под каким лозунгом проводить восстание? Было принято решение о передаче власти земской управе. Правые социалисты-революционеры, возглавляющие управу, за время интервенции растеряли своих сторонников и боялись брать на себя функции правительственной власти. Но когда подпольный комитет, установивший уже прочные связи с солдатами и офицерами белых частей, объявил им, что коммунисты решили передать власть земству, и подготовка к восстанию пошла быстрее, переговоры в земстве завершились благополучно.

Став на путь создания демократической власти на Дальнем Востоке, большевики учитывали, что таким образом они смогут объединить все демократические силы против интервенции, а там… У коммунистов был богатый опыт расправы со своими временными попутчиками, с последующим занятием всех командных высот. В своей изощренной беспринципности они могли, не напрягаясь, переплюнуть хитросплетения мировой дипломатии всех времен, начиная от Макиавелли [39]и Борджиа. Это умение они прекрасно продемонстрировали 6 июня 1918 года в Москве, когда на съезде Советов произошел арест депутатов от партии левых эсеров, входящей в состав правительства.

В ночь на 26 января был образован объединенный оперативный штаб, составленный из представителей всех военно-революционных организаций Владивостока и его окрестностей. В него вошли представители от левых эсеров, возглавляющих областную Земскую управу, от эсеров, социалистов-максималистов. Председательствовал в объединенном штабе большевик Сергей Лазо [40].

29 января объединенный оперативный штаб опубликовал воззвание к солдатам и офицерам колчаковской армии, в котором сообщал о восстании солдат в Никольске-Уссурийском и объявлял, что власть во Владивостоке переходит в руки областной земской управы.

Все части колчаковских войск во Владивостоке на своих собраниях вынесли решение, что они переходят на сторону земской управы. Восставшие войска под оркестры, во главе с офицерами входили в город и сосредоточивались перед зданием управы. Вместе с ними в город вошли их недавние враги – партизанские части.

Рабочие дружины и партизаны взяли под охрану все стратегические пункты. А войска интервентов стояли у своих штабов, не вмешиваясь в происходящие события.

В этот день Михаил проснулся довольно поздно, вчера все вместе они обмывали продажу его яхты, которую с трудом удалось втюхать одному англичанину – владельцу табачной фабрики в Шанхае, поставляющей свои изделия во Владивосток для нужд армии. Учитывая то, что ужин оплачивал англичанин, друзья, в последнее время сидевшие на мели, изрядно накуролесили.

Выйдя в холл, Михаил обнаружил там миниатюрных японок-гейш, презентованных им на ночь их богатеньким собутыльником. Девушки встретили Муравьева характерно вежливыми поклонами и улыбками на мраморно-матовых гладких лицах.

Вспоминая вчерашние пьяные выходки Евгения, который окончательно распустился в последнее время, он недовольно поморщился. Эксцентричный Лопатин, всегда гораздый на различные проделки, вчера в японской бане после непременного традиционного массажа, хватив еще изрядную толику подогретого саке, вдруг воспылал страстной любовью к русскому романсу. Покорным японкам, ублажающим своих гостей, пришлось, по его требованию, исполнять «Вечерний звон».

Вецельний звон, вецельний звон,

Как многе дум навьедить он… —

старательно выводили девушки, смиренно хихикая, когда Евгений своим громадным фаллосом размеренно бил по лбу одной из них, в такт подпевая этому, мягко говоря, вульгарному движению своим басом:

Бом-бом-бом-бом… —

единолично присвоив себе исполнение этой партии.

Михаил, со стыдом вспоминая свой одобрительный смех, еще раз поморщился: «Какое-то дешевое купечество… Нет, пора уматывать отсюда побыстрее в Европу. Благо – появилась солидная сумма от продажи яхты».

Пачка купюр приятно отягощала карман его стеганой домашней пижамы.

Стараясь не встречаться с девушками глазами, он, не глядя, сунул им несколько банкнот, побыстрее выпроваживая их на улицу.

Вместе с клубами похожего на туман морозного воздуха в открытую дверь ворвалась нестройным хором музыка какого-то походного оркестра. Мелодия эта была хорошо известна по обе стороны противостоящих в стране политических сил. И если красные пели:

Снова мы в бой пойдем за власть Советов…

то белые наяривали под эту мелодию:

Мы снова в бой пойдем за Русь святую…

Причем белые все реже и реже вспоминали эту мелодию. Слишком сильную оскомину она набила в исполнении их противников.

Михаил пошире открыл дверь и вслед за девушками вышел на крыльцо. Сквозь белые, покрытые игольчатым инеем и сверкающие в ярко-солнечном морозном воздухе ветки редких деревьев, растущих в полисаднике, хорошо была видна набережная, по которой двигалась нестройными рядами одетая в кожухи, ватники, шинели – пестрая партизанская конница с непременными красными околышами в разнообразных, иногда удивляющих своей экзотичностью, головных уборах. От неожиданности Михаил попятился и, уже захлопывая дверь, краем глаза заметил группу колчаковских офицеров, которые абсолютно безбоязненно приветствовали эту дикую орду.