Сбежать нельзя любить - Ольга Романовская Страница 60

Через меня будто стадо мурашек пропустили. Да-да, они бегали там, внутри. Колени задрожали, щеки покраснели. Я испытала непонятное жаркое чувство, когда Ричард, словно ненасытный вампир, впился в кожу снова, не отрываясь от нее, переместился чуть выше, к запястью. Но я не любила его, точно не любила! Когда есть, с чем сравнить, видишь отличия. Тогда что со мной?

Нет, я не падшая женщина, я не могу!.. Это случается после свадьбы, только с любимым и уж точно не от целования рук! Тем не менее ладонь я вырвала и, надувшись, попросила Ричарда больше так не делать.

– Почему?

Он не выглядел смущенным, скорее довольным.

Ответила первое, что пришло в голову:

– Люди смотрят.

– Люди всегда смотрят, – философски заметил Ричард, но развивать тему не стал. – Вы проводите меня?

– Разумеется. Прямо сейчас?

– Нет, вечером, когда пройдет почтовая карета. Вот уж никогда не думал, – с горькой усмешкой покачал головой он, – что когда-нибудь стану путешествовать с торговцами и курами!

– Главное, прикинуться статуей, – посоветовала я. – И побольше спать.

Ричард вновь улыбнулся и, подозвав подавальщицу, расплатился за обед.

На выходе из таверны меня перехватил Эрик. Судя по выражению лица, и. о. папочки был крайне недоволен, но хотя бы поздоровался с Ричардом. Тот был куда приветливее, но с тем же успехом мог беседовать со стеной. Эрик трепетно следовал принципу избирательной глухоты и слепоты, в конце и вовсе уволок меня прочь, якобы по неотложному делу.

– Простите, Ричард, – успела крикнуть я, – служба! Но я обязательно приду.

Попытаюсь прийти, если Эрик не запрет меня в темнице и приставит Дика охранять.

– Ну и какие такие срочные дела у тебя вдруг возникли?

Я обозрела сонную контору. Даже пыль, и та старая. Все мухи убиты, в журнале записей пустота.

– Просто не хотел, чтобы ты с ним общалась, – признался Эрик.

Он до сих пор хмурился, смотрел так, будто я совершила преступление мирового масштаба.

Фыркнула:

– В обязанности начальника не входит право распоряжаться личной жизнью подчиненных.

Эрик не стушевался:

– Личной жизнью следует заниматься во внерабочее время. Ты и так задержалась на обеде, нам в обход пора. Если ты не забыла, – ядовито напомнил Арен-младший, – у нас тут порталы в иные миры, чернокнижник и прочая бесовщина. Или решила, раз твой разлюбезный Олбани нежить не вызывал, а сама она мертва, можно расслабиться, забыть?

Изумленно присвистнула:

– Да ты ревнуешь!

– А ты ведешь себя как мальчишка на голубятне.

– Ревнуешь, ревнуешь!

Хлопая в ладоши, я закружилась по комнате и едва не врезалась в шкаф. Спасибо, вовремя заметила, а то меня погребло бы под грудой папок.

– Не смешно! – насупился Эрик. – Бери блокнот и идем! Про обход я не шутил.

И первым вышел за дверь.

Покачала головой. Ох уж эти мужчины, вечно сбегают от ответственности!

Но обход, так обход, отлынивать не стану. Прихватила блокнот, карандаш и толкнула входную дверь… чтобы врезаться в Дика. Ох, ну и твердый же у него лоб! Таким орехи колоть можно. Крылатому-то что, а у меня наверняка синяк на всю пятую точку. И карандаш куда-то закатился… Словно старая бабка, кряхтя и охая, встала на колени. Куда ж он подевался?

– Мама Джейн охотится на мышей? – отреагировал на мою возьню Дик.

Вот ведь я дура, а! Заполучила фамильяра в единоличное пользование и сама полирую пол.

– Мы сейчас! – крикнула в приоткрытую дверь Эрику и плюхнулась на пятки.

Приказала Дику:

– Ищи!

И он нашел. Все, что угодно, кроме карандаша. Оторванные пуговицы, фрагменты старых личных дел, какие-то газеты – Дик складывал все к моим ногам, словно величайшие сокровища мира. При этом смотрел так предано, так умильно, что ничего не оставалось, как благодарить и чесать за ушком.

– Вот!

Потерявший терпение Эрик сунул мне в руки запасной карандаш.

– Теперь мы можем идти? – ворчливо поинтересовался он. – Или ты затеяла генеральную уборку?

– Спроси у Дика, – покосилась на полного энтузиазма крыластика, осваивавшего неизведанные углы и полки.

– У вас одна голова на двоих?

– Не смешно! – обиделась я и первой покинула контору.

Пусть запирает и догоняет.

Шум крыльев подсказал, что Дик увязался следом. Очень сильно бы удивилась, если бы он променял приключение на послеобеденный сон. Хотя лучше бы спал, право слово! От еды у Дика развязался язык, и он не затыкался до самой окраины. На фоне драконьей болтливости мы с Эриком даже помирились, потому как слушать пересказ городских сплетен в интерпретации крыластика было невыносимо.

– Как тебе идея продать его какой-нибудь газете? – шепнул начальник.

– С каждой минутой кажется все притягательнее.

Мы с Эриком шли рядом, практически соприкасаясь руками, и мне казалось: вот оно, большое светлое чувство. Ровно до того момента, как Дик, прервав свой увлекательный рассказ о буднях зеленщика, завопил:

– Едет, едет!

Словно застигнутые врасплох школьники, мы прыснули в разные сторону.

Через минуту в клубах пыли, а, может, в языках пламени, что подошло бы ей гораздо больше, явилась Синтия. И, разумеется, сразу намертво прилипла к Эрику: мол, какая чудесная погода, не подвезти ли вас? Сдается, начальник бы согласился, если бы не мое зверское лицо. Осознав, что мое терпение достигло критической отметки еще в Суре, он вежливо отказался.

– Тогда я дождусь вашего возращения в конторе, – прощебетала Синтия.

Мрачно усмехнулась. Долго придется ждать, паутиной покроешься. Если прежде я не горела желанием таскаться по окрестностям Брекена, то теперь приложу все усилия, чтобы мы обшарили каждый уголок.

Послав Эрику легкомысленный воздушный поцелуй, Синтия укатила.

– Ну, с чего начнем? – с показным энтузиазмом потерла руки я.

Ответ не удивил:

– Со старой мельницы.

Через пару часов беспрерывного хождения и ползанья месть Синтии уже не казалась блестяще идеей. Ноги гудели от усталости, я согласилась бы даже на ужин с Ричардом при свечах, лишь бы только наконец-то отдохнуть.

Бросив короткий взгляд на солнце, убедилась, несостоявшийся жених уже уехал. Нехорошо вышло! Обещала проводить и не пришла, даже толком не попрощалась. Ничего, потом в письме все объясню. Батюшка с удовольствием даст адрес.

– Ладно, присядь пока, – сжалился надо мной Эрик.