Стеклянный меч - Виктория Авеярд Страница 60

– Мэра.

Килорн даже не дает мне возможности отдышаться. Он обвивает руками мои плечи и прижимает меня к груди, погружая обратно в темноту. Я невольно морщусь при этом, вспомнив ощущение огня в костях.

– Все хорошо, – бормочет он.

Есть нечто успокаивающее в том, как он говорит, в его искреннем дрожащем голосе. И Килорн отказывается отпускать меня, даже когда я невольно пытаюсь отстраниться. Он знает, чего хочет мое сердце, даже если истрепанные нервы не в силах с этим справиться.

– Все закончилось, все в порядке. Ты вернулась.

Я сижу неподвижно, вцепившись пальцами в складки его старой рубашки. Я сосредотачиваюсь на Килорне, чтобы унять дрожь.

– Вернулась? – шепотом спрашиваю я. – Куда?

– Дай ей прийти в себя, Килорн.

Еще одна рука – такая теплая, что это может быть только Кэл – касается моего плеча. Она крепка, но ее прикосновение осторожно и соразмерно – в самый раз, чтобы я сосредоточилась. Оно помогает мне выплыть из кошмара, полностью вернуться в реальный мир. Я медленно откидываюсь назад, отодвинувшись от Килорна, и наконец понимаю, где нахожусь.

Судя по сырому запаху земли, мы под землей, но это не очередной туннель. Мы далеко от Причальной гавани, если мое электрическое чутье меня не подводит. Я не чувствую никакого биения энергии – значит, мы далеко от города. Это убежище, вырытое прямо в земле, замаскированное лесом и собственным обличьем. Несомненно, его выстроили Красные – и, очевидно, им пользуется Алая гвардия.

Все кажется слегка розоватым. Стены и пол тут земляные, крыша из дерна, внутри почти ничего нет. Несколько спальников, включая мой, пакеты с едой, выключенный фонарь, ящики с припасами из самолета – больше ничего. Наш дом в Подпорах был сущим дворцом по сравнению с этой землянкой, но я не жалуюсь. Я облегченно вздыхаю, радуясь, что опасность миновала и слепящей боли больше нет.

Килорн и Кэл позволяют мне осмотреть бедную комнату и прийти к собственным выводам. Изможденные тревогой, они буквально за несколько часов превратились в стариков. Я невольно смотрю на темные круги у них под глазами, на нахмуренные лбы, пытаясь понять, что произошло. Потом вспоминаю.

Оранжево-красный вечерний свет косо падает внутрь сквозь узкие окна. В убежище холодно. Приближается ночь. День закончился. И мы проиграли. Волливер Голт мертв – новокровка, убитый Мэйвеном. Ада тоже, насколько я понимаю. Я подвела их обоих.

– Где самолет? – спрашиваю я, пытаясь встать.

Но оба останавливают меня, не позволяя выпутаться из спальника. Они удивительно нежны, как будто от одного прикосновения я могу рассыпаться.

Килорн прекрасно меня знает – он первым замечает мою досаду и садится на пятки, давая мне вздохнуть. Он смотрит на Кэла, а затем неохотно кивает, предоставляя объяснения принцу.

– Мы не могли долго лететь с тобой… в таком состоянии, – произносит Кэл, отводя взгляд. – Пролетели миль тридцать, потом самолет чуть не рванул от перегруза, а мы чуть не изжарились. Пришлось прервать полет, двигаться дальше пешком, искать укрытие и ждать, пока тебе не станет лучше.

«Простите», – больше ничего я не могу сказать, но Кэл отмахивается.

– Ты очнулась, Мэра. Это единственное, что имеет значение, – говорит он.

Изнеможение грозит захлестнуть меня, и я размышляю, не поддаться ли ему. Но рука Кэла поднимается от моего плеча к шее. Я подскакиваю от этого ощущения и смотрю на него широко раскрытыми, вопрошающими глазами. Однако Кэл сосредоточен на моей коже. Там что-то есть. Его пальцы рисуют странные, ломаные, разветвленные линии у меня на шее, постепенно спускаясь вдоль позвоновника. И я не единственная, кто это замечает.

– Что за… – рычит Килорн.

Его гневный взгляд мог бы внушить зависть королеве Эларе.

Моя рука присоединяется к руке Кэла. Я нащупываю нечто странное. Рваные полосы, довольно крупные, которые спускаются от шеи по спине.

– Я не понимаю, что это.

– Похоже на… – Кэл медлит и проводит пальцем по особенно большому бугру. – Шрамы, Мэра. Шрамы от молнии.

Я отодвигаюсь как можно быстрее и заставляю себя подняться. К моему огромному удивлению, ноги по-дурацки подгибаются, и Килорн меня подхватывает.

– Не торопись, – сердито говорит он, не выпуская моих запястий.

– Что произошло в Причальной бухте? Что… что со мной сделал Мэйвен? Это ведь был он?

Образ черной короны горит в мозгу, впечатанный глубоко, как клеймо. И новые шрамы – тоже клейма. Печать Мэйвена на мне.

– Он убил Волливера и расставил для нас ловушку. И почему, кстати, вы розового цвета?

Килорн, как всегда, смеется моему гневу. Но звучит его смех слабо и натянуто. Он изо всех сил пытается меня успокоить.

– Твой глаз, – объясняет он, проводя пальцем по моей левой скуле. – Там лопнул сосуд.

Прикрыв сначала один глаз, потом другой, я убеждаюсь, что Килорн прав. Если смотреть левым, мир выглядит совершенно иначе – кровавая дымка окрашивает его в розовый и красный. И в этом тоже виновата боль, которую причинил Мэйвен.

Кэл не встает – сидя на полу, он откидывается на руки. Видимо, он понимает, что колени у меня дрожат и скоро я рухну обратно. Он всегда знает такого рода вещи, и меня это страшно бесит.

– Да, Мэйвен пробрался в Причальную гавань, – деловито отвечает он. – Без шума, так что мы об этом и не узнали бы. И он отправился за первым новокровкой, который оказался поблизости.

Я со свистом выдыхаю. Волливеру едва исполнилось восемнадцать, и он не был виноват ни в чем, только в том, что родился другим. В том, что походил на меня.

«Кем он мог бы стать? – думаю я, грустя по бойцу, которого мы потеряли. – Какой способностью владел?»

– Мэйвену просто нужно было подождать, – продолжает Кэл, и у него на щеке напрягается мускул. – Они бы схватили всех, если бы не Шейд. Он получил сотрясение мозга, но все-таки вытащил нас. Понадобилось несколько прыжков и много риска, но он справился.

Ощутив облегчение, я медленно выдыхаю.

– Фарли жива?

Кэл наклоняет голову в знак подтверждения.

– И я тоже.

Килорн крепче стискивает пальцы.

– Не понимаю, каким образом.

Я подношу руку к ключице и чувствую боль. В то время как прочие кошмары – всякие ужасы, случившиеся с моим телом – уже прошли, клеймо Мэйвена абсолютно реально.

– Тебе было больно? – спрашивает Кэл, и Килорн фыркает.

– Ее первые слова за четыре дня были «убейте меня», если ты забыл, – резко произносит он, хотя Кэл и бровью не ведет. – Разумеется, та штуковина сделала ей очень больно.

Я вспоминаю щелчки…

– Штуковина? – Я бледнею и перевожу взгляд с одного на другого. – Погодите… четыре дня? Я пролежала без сознания так долго?