Воскрешение - Денис Юрин Страница 60

В этот миг, миг всеобщего замешательства, Дарк подловил себя на мысли что не знает, как следует поступить дальше: вырвать кадыки или убрать руки от шеи нахалов? Не знал моррон и как среагирует пока застывшая и безмолвствующая толпа на любое из его действий. Краткая вспышка гнева завела его в тупик, но, к счастью, выход нашелся сам собой.

– Расступись, пьянь трюмная! – раздался в воцарившейся тиши властный бас, сопровождаемый частой дробью трех-четырех дубинок по столам, скамьям и чьим-то спинам.

Скорее инстинктивно, нежели осмысленно, Аламез разжал пальцы, выпуская горла обоих противников. Как только руки моррона смиренно сложились на груди, толпа расступилась, и до места инцидента наконец-то добрались четыре охранника. К счастью, к тому времени находившийся уже позади Аламеза Кабл все-таки догадался одернуть полы робы и тем самым скрыть от взоров окружающих высовывающийся из-под нее меч.

– Что же вы, человек Божий, а куда пожаловали?! – с укором пробасил рослый охранник, видимо старший группы, первым пробившийся к месту происшествия и щедро раздававший по ходу тумаки, несмотря на то что сопротивления ему, собственно, никто и не оказывал.

– Все мы дети Небес, одни в миру живут, другие пищей духовной питаются. Однако плоть своего требует. Не прожить даже людям, идущим тропой святого Индория, без пищи мирской. Пришел я в вертеп не по своей воле, а настоятелем нашего монастыря посланный, дабы провизию у купца, кораблем сегодняшним прибывшего, сторговать. Он, мерзавец эдакий, не только поставку аж на десять дней задержал, но и встречу в месте неподобающем назначить осмелился… – смиренно вещал моррон, хотевший закончить речь навязшим у него на языке выражением «сын мой», но вовремя одумавшийся: ведь монах, в одеянии которого он пребывал, не имел права на такое обращение к мирянину. Так могли говорить лишь священники, поэтому в конце фразы пришлось поставить вполне нейтральное: —…добрый человек!

Старшина охранников некоторое время молчал, осматривая фигуру слишком молодого монаха недоверчивым взором. Чутье подсказывало вышибале явно с солидным стажем, что что-то было не так в смиренно сложившем ладони посланце монастыря. Несмотря на то что произнесенная им речь была весьма убедительна, Дарк сильно боялся разоблачения. В отличие от рослого охранника, только искавшего подвох, только пытавшегося понять, что же в служителе монастыря насторожило его, сам Аламез прекрасно знал, в чем состояла его ошибка; непростительно грубая, одним легким штрихом перечеркивающая весь светлый образ служителя Небес. Хоть индорианские монахи не стригли коротко волосы, как низшее духовенство, исповедующее Единую Веру, однако строгие каноны запрещали подвязывать волосы тесемкой или завязывать их на затылке, как сделал он. Вышибала явно не знал таких тонкостей монашеского устава, но его натренированный годами наблюдения за людьми глаз сразу просигнализировал своему хозяину о несоответствии внешности монаха привычному образу. Старший группы насторожился, но сделать все равно ничего не мог. Его положение было слишком низко и не давало права ни задерживать, ни обыскивать, ни даже утомлять расспросами святого человека, и, поскольку в течение нескольких секунд подходящего повода не нашлось, он вынужден был не только отпустить лжемонаха, но и оказать ему посильное содействие.

– Вирбик, Дарик, проводите к столам для господ! – нехотя приказал старший над охранниками, почему-то именовавший господами не только людей благородного происхождения, но и купцов, которых было подавляющее большинство в привилегированной части зала. – Смотрите, чтоб ни монаха, ни коротышку с ним никто и пальцем не тронул. Кто руку только протянет иль рот поганый откроет, сразу в морду бейте! Денег за проход не брать. Кервику скажите, мой приказ!

Порой трудно отличить конвой от сопровождения. Идя вслед за дюжим парнем в режущем глаз ярко-зеленом кафтане и ощущая на себе тяжелый взгляд замыкавшего процессию охранника, Аламез не сомневался, что стоит лишь ему или Каблу, пока ведущему себя на удивление хладнокровно и разумно, сделать хотя бы маленький шажок в сторону, хоть немного отклониться от маршрута, как их затылки тут же ощутят твердость дубинки, которой шагавший за их спинами охранник пока лишь поигрывал в мозолистых руках. Если же вампир опоздал, или он не узнает моррона, или, что так же плачевно, испугается чрезмерной опеки со стороны вышибал и сделает вид, что незнаком с Дарком, то тогда парочке авантюристов придется прокладывать себе путь к выходу мечом, кулаками и всеми подручными средствами. Предприятие, если честно признаться, глупое и заранее обреченное на провал. Вокруг слишком много народа, и все до единого в одночасье превратились бы в их врагов. Один в поле, как известно, не воин, ему не одолеть целую рать, тем более когда нет преимущества узкого пространства.

Едва процессия миновала живую границу находившихся рядом, но совершенно различных мирков, Дарк откинул капюшон, надеясь, что вампир его узнает и не испугается приведшего их конвоя. Затем Аламез быстро пробежался взглядом по головам степенно откушивающих купцов и дворян. Сердце моррона сжалось в груди, а следом за ним сжались и кулаки. Прикидывавшегося в дороге небогатым купцом кровососа за столами не было, а значит, обман должен был вот-вот раскрыться. По крайней мере, оставшиеся позади сопровождающие уже взяли на изготовку дубинки и что-то прошептали стоящим в оцеплении сослуживцам.

– Ты с правого края к выходу пробивайся, там удобней будет! Я ж здеся кутерьму создам, – почти не шевеля губами, тихо произнес Кабл, также почувствовавший, что дело плохо. – Но ты уж извини, зубки мне обнажить придется. Иначе вдвоем от такой оравы не улизнуть!

Аламез уже готовился кивнуть в знак согласия с бесхитростным планом дерзкого отступления, как вдруг заметил, что один высокий, статный дворянин за дальним, угловым столиком призывно машет ему рукой и даже привстал со стула, чтобы его жестикуляцию было виднее.

– Сюда, святой брат, сюда проходите! Здесь нам будет удобней беседовать, – отчаявшись привлечь внимание тугодума только жестами, громко выкрикнул благородный муж, судя по расшитому золотыми нитями кафтану, весьма приличного достатка.

Хоть Дарк и был крайне удивлен обращением к нему незнакомца, но, вполне правдоподобно изобразив на лице дружескую улыбку, кивнул и направился к столику. Вслед за ним засеменил и Кабл, что в свою очередь весьма поразило приглашавшего присоединиться к трапезе. Как только монах и его провожатый сели за стол, необычайно подозрительные и бдительные служители заведения тут же потеряли к странной парочке интерес.

* * *

– Ты зачем с собой эту рожу притащил? – высокомерно спросил богатый дворянин, изящным движением руки взяв со стола бокал и пригубив красное вино, которое на самом деле могло оказаться и кровью.

– А ты зачем свою рожу сменил? Мы вроде бы о таком не договаривались, – парировал Аламез, узнав незнакомца по голосу, так же, как и внешность, разительно изменившемуся, но все с тем же неприятным шеварийским акцентом.

Неудивительно, что моррон сперва не признал в собеседнике того самого вампира, которого пленил в лесу. Фегустин Лат не только сменил одежду, но и до неузнаваемости облагородил свою внешность. Черты лица стали красивыми и правильными, как будто подчеркивающими величие и аристократичность владельца. Неровная, куцая бородка, делавшая его похожим на купчину средней руки, не более часа назад с грехом пополам выбравшегося из многодневного запоя, пропала. Пальцы вампира стали длинными, тонкими и ухоженными, словно у настоящего музыканта. Кость сузилась раза в полтора, а рост увеличился на целую голову. Одним словом, перед Дарком теперь восседала совершенно иная особа, важная, самовлюбленная и степенная, совсем не тот оголодавший кровосос, неудачно заманивший в лесок жертву. Но более всего поразило Аламеза, что старый знакомый с новым лицом ничуть не походил на вампира. Кожа рук и лица была чуть-чуть загорелой, щеки изрядно раскраснелись от духоты, а по идеально ровному лбу даже катились капельки пота. Маскируясь под человека, конечно же, любой вампир мог использовать румяна и старый, добрый, эльфийский грим, чтобы скрыть неизменную белизну своей кожи, но вот потеть дети ночи никак не могли, по крайней мере так считал Дарк до этой встречи.