Полчаса до весны - Юлия Шолох Страница 60

Гонг взорвался грохотом, отдающим болью в зубах и деснах. Но это лучше, чем тот, который словно бьет по голове.

Алехо как будто получил по ушам вместе со своим бойцом. Он согнулся, упираясь руками в колени, затряс головой и тяжело задышал. Потом зажмурился, стараясь хотя бы на пару секунд отключиться. Не дольше.

Нельзя останавливаться. Он проиграет.

Боец вставать не хотел – ему уже было плевать и на проигранные деньги, и на отрицательный счет в таблице, и на уважение изменчивой толпы – ему хотелось только лежать и не шевелиться.

Алехо пришлось напрячься, чтобы его поднять. За два часа с начала боев он и сам уже вымотался, тем более поднимать человека в таком состоянии труднее, чем контролировать десяток здоровых человек, хотя бы потому, что сейчас в борьбу вместе с волей вступает инстинкт сохранения, который, в отличие от той самой воли, игнорировать невозможно. Над этим вопросом бились лучшие умы квартов, пытаясь объяснить – почему легко сломить волю человека, но практически невозможно заставить его действовать, когда в игру вступают инстинкты. Тем загадочней, что каждый человек избирателен в том, что считает опасностью для жизни. Одних можно заставить до дна выпить яд, но при этом их не заставишь стоять на одной ноге, мысленно не сломав.

Людей в подобные тонкости не посвящали. Одна из тех вещей, которые им не положено знать.

Боец таки встал, хотя Алехо почти сдался. Зашатался сквозь кровавый туман, и они вместе одновременно сжали зубы, а потом бросились на соперника.

Удивительно. На этом уровне, ну когда действуешь против чужих инстинктов выживания, часто чувствуешь то, что чувствует человек, которого контролируешь. В этом и ценность подобных Алехо манипуляторов – не каждый кварт способен пересилить собственную боль и при этом не упустить контроль над чужим сознанием. Далеко не каждый.

Этот бой закончился не совсем правильно. Он-таки проиграл. Не стал доводить до конца. Да и к чему? В самом начале своей бойцовской карьеры Алехо чуть не угробил борца. Чуть не убил человека только потому, что старался победить любой ценой. И до сих пор радовался, что смог тогда остановится, пусть даже потерял крупную сумму денег. А деньги ему тогда были ой как нужны. Но все равно не жалел.

Теперь, правда, еще дорога.

Выйдя из клуба, Алехо сел в машину и автоматически вытер с лица кровь, которой на самом деле не было. И разбитых губ не было, и пульсирующей болью гематомы на виске. Просто остаточные явления, которые скоро исчезнут. Еще пару минут – и он завел машину и быстро поехал на восток от города. И ни разу не вспомнил про кафе и дудочника, хотя не был в «Музыкальной гавани» уже больше недели.

Дорога заняла почти три часа. В доме было темно, но это неудивительно – всего через пару часов рассвет. Надо успеть отдохнуть, потому что сразу после обеда старт гонок. И это еще повезло, что не с утра, как обычно, устроители вошли в положение участников и отодвинули начало заезда на несколько часов.

В доме Алехо бросил рюкзак на пуфик у входа и разулся. Дома он любил ходить босиком.

Он снял тот же самый домик, что снимал во времена, когда занимался ездой по бездорожью, поэтому хорошо помнил, как устроено внутреннее пространство. Привыкнув к темноте, он сразу пошел вдоль правой стены до угла, отгороженного деревянными панелями, потому что девчонка могла выбрать для себя только это место. Ну, или лечь на коврике у двери, но тогда бы он споткнулся об нее на входе, а этого не произошло.

Остановившись за перегородкой, Алехо задержал дыхание и, наклонив голову, заглянул за угол.

Спала она так, как и должна была, – подтянув колени к груди и обхватив их руками. Так называемая поза эмбриона. Но голова на подушке, значит, все же не прячется. Правильно, невозможно прятаться всегда и везде.

Жалко, в этом углу не было окон и на нее не падал лунный свет.

Впрочем, оно и к лучшему.

Оставшееся до заезда время нужно было потратить с умом, поэтому, больше не медля, он отправился спать.

Проснулся Алехо от звонка в дверь. Потом до него донеслись голоса, и это значило, что привезли обмундирование. Главное, чтобы с размерами не ошиблись. Одевшись в чистую, но мятую одежду, которую он достал из рюкзака, Алехо вылез из своего угла и пошел на кухню. Дальше, в прихожей, на полу валялась груда экипировки, а возле нее стояла Кветка в джинсах и футболке, рассеянно тыча в эту кучу носком тапка.

Взгляда, в отличие от обычного, в этот раз она не отвела. Говорить тоже ничего не стала.

Алехо немного подумал, но в голову ничего не лезло. Что ей сказать? Доброе утро? Еще вопрос, насколько для нее оно доброе. В общем, голова с недосыпу не особо соображала, поэтому он развернулся и отправился завтракать. В закрытой сковородке на плите нашел жареные сосиски и яйца, сам себе положил на тарелку и сел за стол.

Кветка не стала убегать и прятаться, а тоже пришла на кухню и села чуть поодаль с чашкой неизвестно чего, потому что запаха не ощущалось. Хотя она на него вроде бы не смотрела, Алехо знал, что она его изучает. И самое поразительное, в который раз умудряется сделать это таким образом, что не удается поймать ее на горячем. Не единожды ради интереса Алехо резко поворачивался, чтобы поймать ее в момент, когда она на него смотрит, но ни разу так и не поймал. Впрочем, это все, что можно себе позволить.