Королевская кровь. Книга 7 - Ирина Котова Страница 6

Женщина не отражается в зеркалах – совсем другие лица, пусть и похожие на ее собственное, смотрят оттуда, и мелькают в осколках времени тени предков, приветствуя осмелившуюся прийти к ним.

Черное кружево тонкой вязью бежит по стене – и Ани идет за ним, и каждый шаг все труднее, все невозможнее, словно на ее плечи ложится вся тяжесть жизней, прожитых родом Рудлог. В синих озерах памяти появляется и движется параллельно с ней прекрасная женщина с чуть вьющимися льняными волосами.

«Мама!»

«Не задерживайся, доченька. Иди дальше».

«Поговори со мной. Побудь со мной».

«Я и так всегда с тобой, родная».

Прикосновение ладони к изломанной фигуре за стеной жизни – и теплый поцелуй в лоб, и объятья, теплые, успокаивающие. Ани идет вдоль стены – и Ани стоит, прижимаясь к той, кого ей дали увидеть, и плачет.

«Не нужно. Ты у меня самая сильная девочка. Я так горжусь тобой, Ангелина».

«Я не защитила тебя, мама. Но я стараюсь защитить девочек. Хоть так простить себя».

Горький вздох и крепче объятия.

«Не все в наших силах, доченька. Иногда нужно просто смириться. Иди. Не останавливайся. Не оборачивайся».

Последнее прикосновение – и Ани остается одна. И все тяжелее поднимать ноги – невозможно шагать против времени, невозможно одной вынести груз чужих лет.

Но она – Ангелина Рудлог. Для нее нет невозможного.

Снова движение в стеклах-оконцах. И перехватывает дыхание от того, кого она там видит. И, как в далеком детстве, начинает болеть сердце и сжиматься горло.

«Отец».

Светловолосый мужчина за пятьдесят, с голубыми глазами и уверенными чертами лица. И опять Ани идет дальше, против ровного движения пола, хватаясь пальцами за ускользающие стены, чтобы не отшатнуться – и одновременно стоит, вглядываясь в забытые черты.

«Мне жаль, что я не увидел, как ты растешь, дочь».

«И мне. Я так скучаю, папа. Я очень хотела, чтобы вы с мамой жили вместе и всегда».

«Прости. Я сделал много ошибок».

Воспоминания. Теплые и сильные руки, прижимающие к плечу, на котором так безопасно спать. Пальцы, почесывающие спинку. Приглушенный голос.

«До-чень-ка. Любовь моя. Красавица».

У папы щетина и обожаемый нос, который можно обслюнявить, потянуть пальцами. Папа щекочет и смеется вместе с тобой. Гладит по голове. Исполняет все капризы – стоит только зареветь или просто нахмуриться и засопеть.

«Избалуешь ее», – смеется мама. Сама ещё совсем девчонка, чуть старше Алинки.

«И пусть. Кто ее ещё побалует?»

* * *

Им, маленьким, не объяснили, куда внезапно пропал отец из дворца и почему они больше его не видели. Василина была совсем малявкой и не реагировала так, как Ани – а для старшей принцессы рухнул привычный и безопасный мир. И именно тогда закончилось для нее детство, и началась жизнь Ангелины-наследницы.

Уже потом, когда Ангелине исполнилось 12, мама прямо и спокойно рассказала, что случилось у нее с первым мужем. Но старшая Рудлог уже умела держать лицо и отреагировала так же спокойно. Только сны из детства на некоторое время возобновились, да подушка по утрам отчего-то оказывалась мокрой.

* * *

Принцесса уже далеко от места, где видела отца – а в глазах соленая дымка, и Ани скользит пальцами по неровной черной вязи проклятия и считает шаги. Ноги будто схвачены страшнейшей судорогой и вплавлены в гору, и непонятно, как у нее получается переставлять их. До места, где начинается вязь, совсем немного. Двадцать шагов? Тридцать? Целая вечность.

Из осколков-зеркал, покрытых черными трещинами, начинает сочиться кровь – и стены полыхают от огненных капель, скатывающихся по сплетению света, как слезы. Ангелина уже не смотрит туда – склонила голову и идет вперед, и кажется, что ещё шаг – и она упадет, и будет отнесена рекой времени назад, в самое начало.

Но она дошла. Не могла не дойти.

Наконец перед ней последнее треснувшее зеркало. Мутное – ничего не разглядеть, но именно от него идут побеги тьмы, прошивая все последующие оконца на огненном древе ее рода.

И принцесса прикладывает к нему руку – и снова рассыпается роем жгучих искр, впитывающихся в стекло времени.

* * *

Огненная искорка вылетела из камина, поднялась в воздух в старом замке Рудлог, слилась с трепещущей свечой на столе. Не было здесь ещё ни пышного убранства, ни знакомой облицовки стен – все серое, монументальное, закрытое гобеленами, и только узкие окна позволили догадаться, что это Малый салатовый зал в центре нынешнего дворца, бывший ранее королевскими покоями.

В комнате при свете свечей разговаривали двое мужчин, очень похожих друг на друга. Отец и сын. Оба с льняными длинными волосами, с очень светлыми глазами, широкие в плечах, невысокие. Лица резкие – упрямые подбородки, фамильные скулы, поджатые губы, и голоса громкие, рокочущие, агрессивные, хотя разговор мирный. И одеты они похоже: темные вышитые туники с длинными рукавами, широкие штаны, вправленные в сапоги, теплые плащи. За окном холодно, и в замке, видимо, тоже.

– Полетишь в драконью страну, – говорил старший, – с посольством. Мы их ласково встречали, сейчас они нас зовут, на спинах своих понесут вас. На государство наше сверху смотри да карту черти: пригодится. Прилетишь в Лонкару – себя показывай хорошо, вокруг гляди да запоминай, как что устроено, с Владыками общайся, как с равными, норов свой держи в узде. Пески – страна богатая, многими чудесами полна, нам нужна как добрый сосед.

– Воля твоя, батюшка, но я бы пригодился вам и здесь, – отвечал второй. – На Севере неспокойно, окорот нужен.

– Ты славный воин, Седрик, да и у меня рука пока сильна, – усмехнулся первый, – меч удержит. Пробудешь там год, может, два – сколько понадобится, чтобы объехать все города Владык и понять их уклад. А потом пойдешь в их Университет – давно хочу наш сделать таким же славным, как у драконов, вот и разузнаешь для меня как что там устроено.

Искорка в свече на искусно сделанном столе из черного дерева беспокойно шевельнулась, свеча вспыхнула, осветив два лица. Юное ещё – нет, наверное, и шестнадцати лет, – Седрика-Иоанна Рудлога. И тяжелое, заматеревшее лицо отца его, Вельгина.

– За тобой пущу корабли по океану, пройдут по реке Неру и будут ждать сколько нужно в Тафийском порту, на них и вернешься, когда увидишь все, что нужно. Это оговорено.

– Да, отец, – Седрик едва заметно склонил голову в знак покорности, хотя лицо его было мрачным и сердитым.

– С тобой полетит широкое посольство, бери также гвардию свою – негоже королевскому сыну без свиты. Довольно они пили твою кровь, теперь запечатлены, и в чужой стране прикроют, если понадобится. До конца жизни не будет вернее у тебя людей.

И опять Седрик склонил голову.