Маленьких все обидеть норовят! - Виктория Иванова Страница 6

Серые глаза Тийлы были полны тревоги:

— Дар, неужели это правда?! Я слышала, Мирн обмолвился, но… Ты собираешься уничтожить Царицу Ночь?… Дар, одумайся! Всех твоих способностей не хватит, чтобы победить ее!

Я попытался выдавить улыбку:

— Тийла, я уверен, все будет в порядке! Просто поверь мне, ладно?

Ее губы были солеными от слез…

Комната пуста. Посредине — кровать с балдахином. Рядом — туалетный столик, уставленный различными кремами и притираниями. На полу — мягкий ковер, заглушающий шаги…

Тихий скрип двери. Рвануться вперед и с размаху вонзить кинжал в спину, спрятанную под черным балахоном…

Но, прежде чем я успеваю пошевелиться, она разворачивается… Мощный магический удар, отшвыривает меня к стене…

Все тело пронзила острая боль, из глаз сами брызнули слезы, с уголка рта потекла тонкая струйка крови…

А в следующий миг, сама тьма, взглянув из-под капюшона, провела кончиками пальцев по моей щеке, ласково шепнув:

— Красивый мальчик… — а потом резко бросила ворвавшейся страже: — В пыточную его!

Взмах крылом, поворот, меч пронзает чье-то тело. Каждое движение как отработанное па в танце. Поворот, короткое заклинание стекает по острию клинка. Взмах, удар хвостом…

Враг! Смерть! Убить!

Легкое прикосновение к плечу и мягкий шепот:

— Успокойся, мой рыцарь. Бой уже закончен…

Воздух с трудом пробивается сквозь стиснутые зубы. Алая пелена медленно расступается перед глазами. Сердце колотится как бешеное, чудом не разламывая грудную клетку.

Полыхают дома, подожженные каким-то особо ретивым орком. Меж хатками мечутся гоблины-мародеры, вытаскивая на улицу домашнюю утварь, и вырывая друг у друга из лапок позабытые хозяевами ценности. Под ногами хлюпает кровь. А на земле лежит, уставившись безжизненным взглядом в ночное небо, молодая сероглазая девушка…

Сердце пропускает удар, застывший под коркой безразличия разум вздрагивает от узнавания. Медленно, словно пробуждаясь ото сна, со дна казалось бы навек потерянной души поднимается обжигающий гнев, густо приправленный ядовитой ненавистью. Полыхнувшее пламя этой смеси выдавливает единственную каплю влаги из сухих глаз. Последнюю.

Тийла…

Милая моя…

Боги, как же так…

С губ сорвался хриплый полувой-полустон, а остановившийся взгляд поймал темный балахон на одном из холмов.

Бушующий под кажущимся безразличием разъедающий волю ураган получил свою цель! Тихо хрупнув, осыпались оковы послушания. Ты забрала у меня смысл жизни, но ты мне его и дала…

Лицо обожгла короткая хлесткая пощечина:

— Очнись! Забыл?! Ты — не я! Очнись!

Ночной пейзаж рассеялся мрачным дымком, а я вдруг понял, что нахожусь все в той же мрачной пелене, где до этого общался с Дариэном. А вот и он, собственно. Стоит рядом, встревожено смотрит в глаза:

— Очухался? Или еще раз… помочь?

— Спасибо, — мрачно буркнул я, потирая горящую щеку. — Я уже в порядке.

— Хвала Богам… — Дариэн опустил глаза: — Извини. Не думал, что воспоминания окажутся настолько яркими. Тебя начало затягивать…

Угу. То-то я смотрю — настроение такое, что хоть сейчас иди и вешайся! Вот только, чего это я один страдать должен?! Хай и прапрапрапра… в общем, понятно… дедушка угрызениями совести помучается!

— У тебя веревка и мыло есть? — сладко поинтересовался я у Дариэна и, прежде чем тот успел хоть что-то ответить, пояснил: — Помоюсь, и — в горы!

Тот только вздохнул:

— Малыш, извини. Я действительно полагал, что… — тяжелый вздох, — …забыл смерть Тийлы… Не думал, что воспоминания будут настолько живыми. Знал бы… На словах рассказал!

Ага, как говорится: «Знал бы, чем пахнет, лоем б тещу угостил!»

— А… что было потом? — выдавил я, чувствуя, что если помолчу еще пару секунд, то на меня вновь обрушится та волна страха, горечи и ненависти, что клубилась в воспоминаниях Дариэна.

Да… воспоминания, может быть и не мои, но отчего у меня перед глазами до сих пор стоит остановившийся взгляд серых глаз? Отчего рука машинально ищет несуществующий меч? Я бы… да за такое… Из абстрактных врагов Царица Ночь стала для меня вполне конкретным, осязаемым. Не прощу. Никогда…

Он грустно улыбнулся и тихо заговорил, прикрыв глаза:

— А что там может быть?… Месть. Желание уничтожить тех, кто повинен в том, что ты стал чудовищем. Мирноэля. Царицу Ночь. Себя. Всех. И можно лишь выковать клинок, который будет обладать частью твоей души, и в разгаре боя, когда кровавая пелена затмевает взор, остановит руку… — сизовато-черный туман завертелся за спиной Дариэна, образуя мягкое кресло. Тот осторожно сел, запрокинул голову на спинку: — А потом… Потом ссора с Мирном, попытка создать собственный дом, смерть на поле боя… — я, не глядя, тоже опустился в кресло. Откуда оно взялось, не задумывался. — И… Знаешь, Диран, это так… странно. Когда ты знаешь, что рядом есть частица тебя, пусть даже ты сейчас находишься не в том же теле, что она, а привязан к клинку… А потом — раз, и все! Есть только ты. И чья-то чужая рука, пусть даже это рука сына, искренне скорбящего из-за твоей смерти, берет клинок, к которому ты теперь привязан до скончания веков. И теперь ты мечтаешь лишь о том, чтобы это все когда-нибудь закончилось, и ты бы получил возможность уйти за Грань… А, ладно! — Дариэн одним прыжком взвился на ноги. — Забудь, малыш! Ал`Дзаур никогда не обманет тебя… Так что… Иди, спи. Завтра, как обычно, будет трудный день…

Последние слова потонули в тяжелой пелене полумрака…

Я мотнул головой, просыпаясь, покосился на Шамита, беспокойной тенью кружащего вокруг лагеря… А потом вскинул голову к небесам и быстро, боясь передумать, зашептал в темноту:

— Клянусь непроизносимым именем Мира и его Сущностью, что найду способ отпустить твою душу, Дариэн гар Тарркхан! Сказано!

Небеса ответили переливом падающей звезды, а мысли откликнулись тихим яростным шепотом: «Идиот!!! Одной клятвы Мира мало, да?!»

Криво усмехнувшись, я поудобнее устроился на плаще и погрузился в глубокий сон… Однако интересно, если у него был сын, значит, замена Тийле нашлась?… «А вот моя личная жизнь всяких там, недоучек, не касается!!!»

И после этого кто-то говорит о единстве воспоминаний?!

Я сплю редко. Хотя нет, не так. К Ал`Дзауру, мечу выкованному около семи тысяч лет назад (плюс-минус сто лет, так и быть, считать не будем), я привязан очень тесно, уйти от него невозможно никак. Вот уж точно, насмешка судьбы (или кривой оскал?), стремиться к тому, чтобы меч никто не мог уничтожить и… самому стать заложником своих способностей…