Дом Цепей - Стивен Эриксон Страница 6

— Это легко, она ведь женщина.

— А ты, отец? Благословишь меня?

Синиг передал Карсе повод и отвернулся.

— Пальк тебя уже благословил. Удовлетворись этим.

— Пальк — не мой отец!

В темноте Синиг помолчал, подумал, затем сказал:

— Верно. Не он.

— Так ты благословишь меня?

— Что ты предлагаешь мне благословить, сын? Семерых Богов, которые на деле обманщики? Славу, на деле пустую? Думаешь, я буду рад тому, что ты устроишь бойню среди детей? Возрадуюсь трофеям, которые привяжешь к поясу? Мой отец, Пальк, до блеска полирует свою молодость, ибо таковы его годы. Каким было его благословение, Карса? Он пожелал, чтобы ты превзошёл его подвиги? Сомневаюсь. Подумай над его словами хорошенько, и, сдаётся мне, ты поймёшь, что ему они несут больше чести, чем тебе.

— «Пальк, Первопроходец Пути, по которому ты пойдёшь, благословляет тебя в дорогу». Такими были его слова.

Синиг опять помолчал, а когда заговорил, сын почувствовал в его голосе мрачную усмешку, которой не мог увидеть во мраке.

— О чём я и говорил.

— Мама бы меня благословила, — сорвался Карса.

— Как и следует матери. Но с тяжёлым сердцем. Иди, сын. Спутники ждут тебя.

С рычанием Карса взлетел на спину коню. Погром качнул головой, почуяв непривычного седока, затем фыркнул.

В темноте послышались слова Синига:

— Он не любит возить гнев. Успокойся, сын.

— От боевого коня, который боится гнева, нет никакого проку. Придётся Погрому усвоить, кто теперь на нём скачет. — Затем Карса чуть отодвинул ногу и лёгким ударом повода заставил коня развернуться на месте. А затем одним движением руки пустил его вперёд по тропе.

Вдоль дороги к деревне возвышались четыре кровавых столба: каждый — в память о принесённых в жертву братьях и сестре Карсы. В отличие от других, Синиг не стал украшать столбы; только вырезал знаками имена своих трёх сыновей и одной дочери, отданных Ликам в Скале, а затем окропил древесину родовой кровью, которую смыл первый же дождь. Вместо кос, что обычно обвивали столб высотой в человеческий рост и скрывались под украшенным перьями убором, старое дерево обнимали лозы, а плоскую верхушку пятнал птичий помёт.

Карса считал, что память его родных требует большего, и решил хранить их имена на губах, когда ринется в атаку, чтобы убивать врагов, когда звук этих имён разорвёт воздух. Когда настанет час, голос Карсы станет их голосом, вопль Карсы — их воплем. Слишком долго они страдали от пренебрежения родного отца.

Тропа расширилась, пообок появились старые пни и низкий можжевельник. Впереди мелькали проблески очагов, в дыму проглядывали очертания низких, конических домов. У одного из очагов ждали два всадника. Рядом — третья, пешая фигура куталась в меха. Дэйлисс. Благословила Байрота Гилда, а теперь пришла проводить.

Карса подъехал к ним медленной, размашистой рысью. Он — предводитель, и это всем должно быть ясно. В конце концов, это его ждали Байрот и Дэлум, это он из них троих ходил к Ликам в Скале. Дэйлисс благословила подчинённого. Может, Карса себя слишком высокомерно вёл? Но таково бремя властителей. Она должна была это понять. Глупость какая-то.

Карса остановил коня перед ними, не говоря ни слова.

Байрот был крупным мужчиной, хотя и не таким высоким, как Карса или даже Дэлум. Было в нём что-то от медведя, молодой теблор сам это понимал и даже по-своему гордился. Сейчас он повёл плечами, словно разминал их перед дорогой, и ухмыльнулся.

— Смело начинаешь, брат, — пророкотал он. — Украл коня у собственного отца.

— Я не украл его, Байрот. Синиг дал мне разом Погрома и своё благословение.

— Видно, это ночь чудес. А Уругал тоже вышел из камня, чтобы поцеловать твоё чело, Карса Орлонг?

При этих словах Дэйлисс прыснула.

Если бы он и вправду вышел на смертную землю, то застал бы в святилище лишь одного из нас. На колкость Байрота Карса ничего не ответил. Он медленно перевёл взгляд на Дэйлисс.

— Ты благословила Байрота?

Та презрительно пожала плечами.

— Скорблю, — проговорил Карса, — что тебе не хватило отваги.

Девушка перехватила его взгляд, и в её глазах внезапно сверкнула ярость.

С улыбкой Карса вновь обратился к Байроту и Дэлуму:

— «Звёзды идут по небу. Поскачем же!»

Однако Байрот не обратил внимания на ритуальные слова и вместо того, чтобы провозгласить традиционный ответ, проворчал:

— Дурно ты решил — срываться на ней из-за уязвлённой гордости. Когда мы вернёмся, Дэйлисс станет мне женой. Если бьёшь её, бьёшь меня.

Карса замер.

— Байрот, — глухо и ровно проговорил он, — я бью того, кого пожелаю. Недостаток отваги расходится, точно мор: может, её благословение легло на тебя проклятьем? Я — предводитель. Лучше брось мне вызов сейчас, пока мы не уехали из дома.

Плечи Байрота напряглись, когда он медленно наклонился вперёд.

— Мою руку, — прохрипел он, — сдерживает не недостаток отваги, Карса Орлонг…

— Рад это слышать. «Звёзды идут по небу. Поскачем же!»

Байрот нахмурился, когда Карса перебил его, хотел добавить что-то ещё, затем передумал. Он бросил взгляд на Дэйлисс и кивнул, словно беззвучно подтвердил какое-то тайное знание, а затем нараспев ответил:

— «Звёзды идут по небу. Веди нас, предводитель, к славе!»

Дэлум, молча и безо всякого выражения наблюдавший за происходящим, эхом повторил:

— Веди нас, предводитель, к славе.

Вслед за Карсой оба воина проехали через всю деревню. Старейшины племени не одобрили этого похода, так что никто не вышел с ними проститься. Но Карса знал: все слышат, знал: однажды все они пожалеют, что узнали в эту ночь лишь глухой и тяжёлый стук копыт. И всё же ему очень хотелось, чтобы их вышел проводить ещё хоть кто-нибудь, кроме Дэйлисс. Однако даже Пальк не явился.

Но я чувствую, за нами следят. Видно, Семеро. Уругал, взошедший на высоту звёзд, верхом на колесе потоков, взирает на нас. Услышь меня, Уругал! Я, Карса Орлонг, убью для тебя тысячу детей! Тысячу душ возложу к твоим стопам!

Где-то рядом заскулила в тревожном сне собака — но так и не проснулась.

На склоне к северу от деревни, у самой кромки леса, стояли и молча провожали взглядом Карсу Орлонга, Байрота Гилда и Дэлума Торда двадцать три фигуры. Точно недвижные призраки, они маячили во мраке среди деревьев ещё долго после того, как три воина скрылись из виду на восточной дороге.

Всех их, урождённых уридов, которых затем принесли в жертву богам, связывало с Карсой, Байротом и Дэлумом кровное родство. На четвёртом месяце жизни каждого из них отдали Ликам в Скале: перед закатом матери уложили собственных детей на поляне и ушли. И по воле Семерых дети исчезали к рассвету. Оказывались в объятьях новой матери.