Ардагаст, царь росов - Дмитрий Баринов Страница 6

— Даждьбог и Морана. Он властен над солнцем и жизнью, она — над водой и смертью, но они — брат и сестра, муж и жена.

— Так вот, если две эти силы сойдутся в битве — в определённое время, в определённом месте, а в центре этой битвы окажутся двое — великий маг и великий воин, то каждый из них обретёт обе эти великие силы. И тогда... Помнишь грозовой меч Куджулы Кадфиза и его солнечное золотое перекрестье?

— Перекрестье доставил царю я сам, — гордо сказал росич, — и тогда перед тем мечом не устояли наги, люди-змеи.

— Вот таким и станет всё оружие великого воина и его дружины. А великий маг обретёт невиданную власть над всеми силами природы.

— И кто же эти двое великих?

— Ты и я! Я жалею, что связался с Бейбарсом. Он алчен, как волк, и непостоянен, как степной ветер. А главное — он гунн и может быть только гунном. А ты... Ведь у тебя нет своего племени, как и у меня. Кто ты — венед, сармат? Так будь просто Великим Воином! Ты ведь не боишься ни людей, ни демонов, ни богов. В древних подземельях ты сражался с Кали, богиней смерти, и Махишей, богом-быком. Ты не только храбр, но и умён. Бейбарс может стать разве что Потрясателем Мира. А ты — Великим Царём, Повелителем Мира.

У Ардагаста перехватило дыхание. В душе словно выросли могучие крылья. Вдруг для этого боги и предназначили его, потомка великих царей? Можно ли отвергнуть дар и волю богов?

— Ты знаешь время и место битвы? — тихим, прерывающимся голосом спросил росич.

Чжу-фанши прочертил в воздухе знак, и юноша с магом оказались на вершине невысокой горы. Вокруг поднимались горы, или скорее высокие холмы, поросшие ковылём, а кое-где — лесом. На западе низко над холмами стояло красное солнце. На востоке — белёсая, как ковыль, но уже хорошо заметная луна. А внизу, в долине у подножия горы, при слиянии двух мелких речек лежало городище, похожее на огромное колесо со множеством спиц, но с двумя ободами вместо одного. Словно бы с колесницы Солнца сорвалось колесо и упало на землю.

— Время — самая короткая ночь в году. До неё меньше двух недель. Место — священный город Аркаим, — величественно произнёс маг.

«Купальская ночь! В эту ночь Солнце едет четвёркой коней навстречу своему супругу Месяцу», — вспомнилось росичу. А даос продолжал:

— В эту священную ночь здесь должны сразиться два войска: войско Солнца и войско Луны и Грозы. Их поведут два мёртвых царя — тебе они известны. За Чёрным Солнцем пойдут росы, за Злым Царём — гунны и, возможно, манжары. Не столь важно, на чьей стороне будем мы — я и ты и твоя дружина. Главное, чтобы мы в разгар битвы оказались в самой середине городища. Во время битвы родится огненный вихрь. Он станет бушевать вокруг города, набирая силу с каждым погибшим воином. Когда падёт один из царей, а ещё лучше оба, вихрь понесётся четырьмя языками в четыре стороны и уничтожит всё на много дней пути. А две мировые силы войдут в нас и в наше оружие. И тогда победителями в битве за Аркаим станем мы! Мы вызовем битву богов и победим в ней.

В своей чёрной одежде и рогатой короне, с величаво простёртой рукой даос казался не человеком, а могучим беспощадным божеством. Бог-бык, крушащий всё на своём пути, зверобог, сочетающий мощь и ярость быка с человеческим разумом. Махиша! Чёрный, быкоголовый Махиша, с которым росич дважды сражался в древних пещерах... Даже почитатели Шивы считали его демоном, но своего трёхликого бога изображали верхом на быке. На древнем рельефе в Долине Дэвов Трёхликий имел огромные бычьи рога. А гуннские чёрные шаманы служили быкоголовому Эрлику... Юноше вдруг стало легко, словно он через дремучий лес выбрался наконец в опасные, но давно знакомые места. Он бестрепетно взглянул в чёрные глаза колдуна:

— Не мы победим в этой битве, а бог, которому ты служишь, — Разрушитель. Шива, Ахриман, Эрлик, или как ты его теперь зовёшь. И силы той мне не нужно. Для доброго дела боги сами дадут оружие и силу. Видел я одного грека, что оружием богов чуть мир не сжёг — двенадцать мудрецов еле удержали, а остановил его мой меч.

— Я не служу никому из богов, — покачал головой даос. — Я заставляю их служить моим целям. Знаешь ли ты, что иные из тех, кого сейчас чтят как богов, родились людьми, но завоевали себе место на небе мечом или магией? Боги требуют от людей праведности, а сами так же страстны и порочны, как они.

— Не по себе ли о богах судишь? Сварог и Даждьбог на земле родились и жили, но людям добро делали. За то их и любят, а твоего бога только боятся. Мне обещаешь великое царство, а сам в нём кем будешь? Великим жрецом Чернобоговым? Думаешь и мной править, как другими царями?

Искренняя досада появилась на лице мага.

— Ты боишься не поделить со мной власти? Не тревожься, я возьму лишь ту её часть, которая будет непосильна для тебя. Нельзя быть сразу Великим Воином и Великим Магом. Ты будешь завоёвывать народы мечом, а я — покорять тебе их души. И говорить с богами и духами — я о них знаю гораздо больше твоего.

— И назовут нас люди Чёрным Жрецом и Злым Царём, и будут лихие колдуны призывать нас с того света и молиться нам... Не нужно мне царство бесовское, чернобожье! Я ищу царства моих предков — солнечного, даждьбожьего, ищу золотых даров Колаксая, Солнце-Царя, а они в твои руки не дадутся!

Лицо даоса обратилось в каменную маску.

— Я хотел дать тебе величайшую свободу — быть выше людей и богов. Но твой дух прикован к земле. Значит, ты мне не нужен! Твоя жизнь окончится завтра в святилище Хонт-Торума.

— Если боги захотят.

— А если не захотят — ты никогда не станешь никем, кроме жалкого царька под рукой Фарзоя и его наследников. И твои венеды будут проклинать тебя даже и после смерти, как сарматского прихвостня и отступника от племени. Так, как клянут твоего предка Яромира, сына царя сарматов Сайтафарна.

— Яромир спас Колаксаевы дары от таких, как ты. А я, если буду достоин, верну их людям.

— Если раньше до твоего Днепра не дотянется рука Бейбарса, Потрясателя Мира!

Холмы, городище, вечернее небо — всё разом пропало. А вместо умного и жестокого лица даоса в воцарившейся полутьме проступила огромная бычья морда. В её красных глазах светился человеческий ум, злобный и непреклонный. Ардагаст тряхнул головой, отгоняя страшное, давящее душу видение, и проснулся. Над ним склонилось встревоженное лицо Ларишки.

— Тебя, наверное, мучил демон? Я не смела будить тебя — вдруг он унесёт твою душу?

— Вот это ему и не удалось! — рассмеялся Ардагаст. — Хотя он и не демон, а ещё хуже: человек, готовый стать демоном.

И царевич рассказал о ночном разговоре, пока тохарка приводила себя в порядок, глядя в серебряное зеркальце. Утренний свет уже проникал в амбар через окошко под самой крышей.

Вскоре дверь открылась и пленников вывели наружу, где их уже ждал Лунг-отыр с двумя десятками дружинников. Князь манжар сегодня выглядел ещё роскошнее: в панцире с двумя серебряными бляхами в виде драконов на груди, плаще из золотой парчи и чёрной шапочке с золотыми нитями по краю. К золотому поясу были пристёгнуты меч, кинжал и боевой топор. Узкоглазое лицо лучилось гордостью и самодовольством.