Приговоренная к смерти. Выжить любой ценой - Елизавета Батмаз Страница 6

Не бей или старайся не бить женщину по лицу, потому что она обязательно использует оставшиеся следы, чтобы привлечь к себе внимание общества. Помни, твоя борьба с врагом должна быть скрытой, потому что не все сразу поймут всю важность твоих деяний и, испугавшись, могут не позволить тебе продолжить твою миссию.

Никто и никогда не сможет обвинить мужчину в том, что он собственноручно избавил мир от одной порочной сущности, которую именуют женщина.

Сложная задача, которую предстоит решить тому, кто вступил на тропу борьбы со злом, — доказать вместилищу пороков, что оно не имеет никакого права находиться в этом мире. Он должен заставить женщину ощутить всю никчемность своей натуры, указать на тот вред, который она несет этому миру, представить неопровержимые доказательства бессмысленности ее жизни и призвать к тому, чтобы она унесла пороки с собой, вернувшись туда, откуда пришла. Женщине нет места на земле.

Обязанность каждого мужчины — спасти мир хотя бы от одной из женщин. Но не все мужчины сильны духом так, как мой муж. Они поддаются женскому очарованию, пропитываются ядом, который источают прекрасные уста, забывают о своем предназначении и погружаются в пучину соблазнов и паутину желаний, которую так искусно плетут женщины.

Мой муж исключение, он еще в юности понял свое предназначение, и с тех пор неустанно исполняет свой кармический долг. Женщина для него — мешок костей, неразумное животное, которое кто-то наделил разнообразными пороками. Он чувствует себя воином света, который с риском для жизни спасает мир от появившихся в нем чудовищ.

Кто я? Я не человек, это уж точно. Не животное, потому что даже в бродячих собак не каждый день кидают камни озлобленные прохожие. Я — самое страшное, что случалось в жизни моего мужа, я яд, отравивший его, я демон, который изо дня в день преследует супруга в его мирном существовании. Я тень, которая упала на его солнце, его кошмар, мучения, боль, наслаждение, пороки, страхи, наваждение. Я — его главная цель.

Иногда, когда он, полный трепетного страха, невидящим взглядом смотрит на меня после очередных побоев, мне кажется, что это в последний раз, потому что после он как будто приходит в себя, начинает просить прощения, целует мои руки, ноги, ссадины, синяки, утирает кровь. Мне хочется верить, что еще не все потеряно и он никогда больше так со мной не поступит.

Но моя вера уже давно не столь сильна — просветления в его сознании бывают все реже. Теперь, после каждого нового припадка, который сопровождается моим избиением, он вполне осознанно подходит и пинает меня, лежащую на полу и утопающую в собственных слезах и крови.

Кажется, что порой лучше не думать о том, что со мной происходит. Я уже знаю этот взгляд, бессмысленный, но при этом жуткий, как у дикого животного, которое жаждет крови, я узнаю этот звериный оскал, который появляется на его лице, я знаю, что этот вечер, утро, день пройдет так же, как и множество предыдущий. Мой муж, пышуший злобой и негодованием, начнет с рассказа о моих пороках и своих страданиях, станет детально объяснять мне, в чем я провинилась на этот раз, а затем начнется этап наказаний, который, кажется, доставляет ему неимоверное наслаждение. Это экстатический восторг, который возникает у моего мужа всякий раз, когда он видит кровь на моем теле, пугает меня гораздо больше, чем все самые страшные наказания, которым он меня подвергает. Это темное начало носит определенно сексуальный характер, его возбуждает моя беззащитность перед его унижениями, попреками и ударами, которыми он щедро, каждый день меня награждает.

Раньше я пыталась сопротивляться, говорить с ним, но это было еще хуже, чем молча сносить наказания. За любое противоречие он наказывает меня еще строже. Когда-то я хотела рассказать родителям о том, что происходит, но он пригрозил, что убьет всю мою семью.

Я разносчик инфекции. Не знаю какой, но он каждый раз говорит, что женщина — главная дрянь, которую может попробовать мужчина.

Мне часто хочется забыться. Пару раз, когда его не было дома, я находила бутылки с виски и выпивала все до капли, в надежде на то, что мне удастся не думать о происходящем. Он находил меня в бесчувственном состоянии и каждый раз клал в ванну, наполненную ледяной водой. Как только я приходила в сознание, он начинал читать мне лекцию о том, что я незаметно становлюсь алкоголичкой. Я пыталась возражать, и на смену елейным увещеваниям приходили щипки и тумаки, в перерывах между которыми муж твердил, что, если уж мне так надоела жизнь, есть шанс навсегда прекратить этот цирк.

Самое унизительное — это когда в нем срабатывают инстинкты. Не желание, нет, именно инстинкты. Он говорит о том, что я похотлива и продажна, но, по-моему, это выдуманный предлог, который вызывает в нем дополнительную волну возбуждения. Вряд ли можно называть такими словами женщину, у которой ты был первым и единственным, но моему супругу все равно. Мне часто кажется, что я кукла, с которой забавляется неумелый подросток. Еще я думаю, что мои чувства давно атрофировались, я просто лежу и стараюсь не думать о том, что происходит. Раньше я чувствовала себя грязной, мне было мерзко смотреть на себя в зеркало, я была хуже земли под ногами самого страшного грешника. Я знаю, каждым своим действием он добивался именно таких мыслей, он жаждал, потому что только такое отношение женщины к себе может породить в ней мысли, которых он с вожделением ждал.

Ему безумно нравилось издеваться надо мной, делать то, на что я от природа была неспособна. Порой, он доказывал уже даже не мне, а себе, что развратнее женщины нет ни одного существа.

Главное мое чувство — это апатия. Я уже давно не ощущаю телесной и душевной боли, раньше я страдала, рыдала ночами, впившись зубами в подушку, но теперь мне все равно. Моя душа одинока, обезображена и отторгнута.

Когда он учил и наказывал меня, то следовал неведомым указаниям, планам, которые появлялись в его спутанном сознании. Сначала мне казалось, что его мысли — это чистый бред, абсурд, которое рождает его странное воображение, но вскоре обрывочные идем стали вполне понятны для меня, и кусочки головоломки сложились для меня в единую картину того, что ждало меня впереди. Унижение, избиения, наставления носили вовсе не обрывочный, разорванный характер — они представляли собой целую систему воздействия на человека с одной-единственной целью — заставить женщину желать собственной смерти.

Но я была глупа и недооценила изобретательности супруга. Если бы он хотел просто лишить меня жизни, то смог бы сделать это тысячей разнообразных способов, я думаю, даже так, чтобы никто не узнал, как это произошло. Я отдаю должное изобретательности и коварности этого мужчины.

Но нет, ему не нужна была моя моментальная смерть, он жаждал видеть мои ежедневные, ежечасные страдания и, казалось, был искренне уверен, что через них моя душа придет к искуплению своих пороков.

Не скоро я поняла, что буду терпеть все новые, более изощренные унижения ровно столько, сколько хватит моих сил. Его лишь забавляли мои стоны, крики и слабые попытки отбиваться от новой череды избиений.

Моральное и нравственное насилие были нужны этому человеку, чтобы сломить мое духовное сопротивление ему, потому что физически я была истощена практически полностью и никак не могла ответить на его действия.