Сердце Феникса - Мэтью Гэбори Страница 6

Юноша устроился на табурете. Зачищая острие пера, учитель прошептал:

– Тебе грустно?

Фарель читал его чувства, будто они были записаны в одной из бесценных магических книг, заполнивших эту келью. Удивленный точностью догадки мэтра, Януэль пробормотал:

– Похоже, да…

– Меж тем он отбыл, чтобы свершить благородное дело. Разве ты не рад за него?

– Я рад. Но…

Януэль заколебался. Фарель, не отрывая взгляда от кончика своего пера, задал вопрос:

– Ты не уверен в его успехе? Тебя волнует именно это? А ведь благодаря вашей дружбе ты узнал, насколько он талантлив.

– Вы позволите высказаться начистоту, наставник?

– Дерзай, – заметил учитель, складывая принадлежности для письма.

– Меня тревожат его чувства.

Лицо старца осветилось легкой улыбкой.

– Те, что он так ярко проявлял в обществе Лайи?

Януэль едва не свалился с табурета. Он вытаращил глаза, пытаясь различить в чертах наставника проблески гнева либо иронии.

– О, не стоит краснеть, ни к чему это. Эта очаровательная девчушка одна стоит целого полка химерийцев! Нас предостерегли относительно нее… Но пойми, мой мальчик, наша задача состоит не в том, чтобы сражаться с человеческой природой. Завет учит нас: не стоит гасить раскаленные угли ни при каких обстоятельствах. – Он отложил записи в сторону, потушил лампу и снял ее со лба. Потом спустил ноги с постели и произнес, нахмурившись: – Если вдуматься, то мы недостаточно говорили с тобой о женщинах. Ведь правда?

Щеки Януэля вновь зарделись.

– То, что…

– Да ничего вообще, друг мой! – прервал его учитель. – Это неправильно, что я не настаивал на этом. Мне следовало затронуть эту тему гораздо раньше. Но посуди сам, мы живем в мужском обществе как затворники. Вижу, что тебя смущает даже простое упоминание о женщине. Я не заметил, что ты вырос, сознаюсь в этой оплошности. Я предупреждал тебя, что любовные чувства, даже просто физическое желание, могут стать для фениксийца губительными. Но жизнь неизбежно усложняется… Наконец, – вздохнул он, – есть вещи, выходящие за пределы компетенции лиги, ведь так? Подойди ко мне. Покажи руки.

Януэль повиновался. Он протянул руки ладонями кверху. Наставник внимательно вгляделся, изучая мельчайшие линии ладоней. Эту процедуру Фарель, с его орлиной зоркостью, проделывал каждое утро. Руки самого фениксийца, сухие, тонкие, гибкие, говорили о том, что ему знаком труд, хотя на них не было мозолей и трещин, как на руках крестьян. Они являлись инструментом, помогающим управлять Фениксом.

– Хм… – откашлялся Фарель, ведя указательным пальцем по линии жизни на ладони Януэля. – Испарина… Ты волнуешься? А большой палец дрожит?

– Силдин только что покинул Башню. Понимаете, учитель, меня расстроило расставание с ним.

Стараясь удержать биение сердца, Януэль уловил странный блеск во взгляде наставника, тот явно выглядел расстроенным. Может быть, его огорчила реакция Януэля? Или же он задумался о его отношении к Силдину?

– Ну да, – бормотал Фарель, отпуская руку. – Не будем больше об этом. Твоя грусть скоро развеется. Следуй за мной, нам нужно поработать.

– Разве мы не останемся здесь?

– Нет, не сегодня… Дело в другом. Мы идем в залу Завета.

В зале, занимавшей весь верх Алой Башни, воплощалось высшее назначение лиги фениксийцев. Прежде всего, здесь обращала на себя внимание огромная, на тысячу свечей, люстра, сделанная пегасинцами, которую зажигал по утрам кто-либо из учеников. Десять массивных бронзовых столов, расположенных по кругу, были вмонтированы в каменный пол. Этим и ограничивалось убранство залы. Ничто не должно было отвлекать от пробуждения Фениксов. Этот суровый аскетизм обстановки нравился Януэлю. Юноша оценил этот отказ от всего лишнего, воплощение священной воли во имя высшего акта Возрождения.

Мэтр Фарель, едва слышно пробормотав молитву, вошел в залу первым, а затем сделал приглашающий знак Януэлю.

Тот повиновался.

– Подойди, мой мальчик. Скажи мне, что ты видишь?

– Священный Пепел, наставник.

Несколько лет назад, еще до того как стать одним из фениксийцев и переступить порог Башни, Януэль представлял себе, что Священный Пепел Феникса похож на обычный пепел прогоревшего костра. На самом же деле это были маленькие черные кристаллы. В их звездном блеске Януэль ощущал тепло, дававшее ни с чем не сравнимое ощущение, будто ты прикасаешься к сердцу бытия.

Юноша улыбнулся. В этот час Священный Пепел сиял отраженным светом мириад зажженных в его честь свечей. Следующий ритуал Возрождения должен был состояться в третий день второго цикла. Дата ритуала никогда не назначалась произвольно. Януэль, уже давно готовившийся к Возрождению, изучил рельеф каждого кристалла. На первый взгляд все они казались одинаковыми, но лишь фениксийцы могли уловить тончайшие отличия, делавшие кристаллы уникальными. Эти мельчайшие частицы сгоревшего Феникса объединяло нечто общее: не будучи совершенно идентичными, кристаллы в то же время обладали чертами сходства, подобно членам одного семейства. Фениксиец должен был уметь различать среди них молодые и древние частицы, чувствовать перепады их температуры, признаки истощения… Недаром скрупулезное знание деталей, наблюдательность и интуиция культивировались у членов лиги на протяжении веков. Да и в самом учении Завета было сказано, что душа фениксийца должна уподобиться кристаллу! Януэль, изо дня в день изучавший Завет, знал, что Возрождение исходит изнутри и нужно пересоздать собственную душу по образу и подобию кристаллов Священного Пепла; при этом необходимо управлять Фениксом и одновременно чувствовать, что всецело принадлежишь ему. Наставники твердили, что следует слиться с сердцем Хранителя.

Януэль в совершенстве постиг эту науку. Фарель поведал ему о жизненном цикле Фениксов. Еще на заре существования Миропотока, после войны между Хранителями, выжившие Фениксы доверились людям. С тех самых пор все Фениксы на земле находились в ведении лиги. Ее адепты охраняли их сон, а немногие бодрствующие Фениксы обитали в главной цитадели.

Юный фениксиец простер руку над Священным Пеплом, пытаясь оценить внутренний жар кристаллов. Три дня назад они были значительно холоднее, теперь же Януэлю показалось, что в кристаллах нарастает внутреннее нетерпение. Ему послышалось, что от пирамиды кристаллов исходит глухой диссонирующий шум. Раздробленное сердце Феникса жаждало обрести гармонию. В каждом кристалле пепла усиливалось биение жизни в приближении того момента, когда во время ритуала они смогут слиться воедино. Этот глухой шум мэтр Фарель сравнивал с отдаленным грохотом сражения. Януэлю этот образ казался глубоко верным.

Ему вспомнилось, как в детстве он силился, приподнявшись на цыпочки, открыть окошко их фургона, чтобы вслушаться в рокот войны, полыхавшей где-то вдали. В ту пору мать учила его различать на слух топот копыт конницы, посвист стрел лучников, читать в звуках удаляющегося со стремительностью летящих птиц войска признаки поражения.