Бестиарий спального района - Юрий Райн Страница 6

Ведь один из Вечных Законов гласит – кто реален в Зазеркалье, тот в Городе или в Лесу не может быть никем, кроме как призраком. И наоборот.

Вечные Законы не только помогали сохранять Миры в равновесии. Они еще и очень неплохо спасали от жары. Ведь если ты – насквозь, во всех смыслах, прозрачен и, более того, призрачен, раскаленное пекло тебе нипочем. Да и лютый мороз тоже.

Из Города в Зазеркалье забредали в основном безобидные спящие люди. Эти-то пусть ходят, не жалко, полагали коренные обитатели Зазеркалья. Спящие ведь всегда безобидны. Им бы по Саду побродить или по Дворцу. Бродят себе, никого не трогают – дурачки дурачками…

Правда, иногда, если спящие заходили не туда, местным жителям приходилось пугать их. Кто не ленился – считывал информацию о врагах и страхах у спящих из мозга. А лентяи – просто прикидывались чудовищами и отпугивали дурачков «ходоков» от территорий, куда тем заходить не стоило.

Случались в Зазеркалье и не такие уж безобидные гости. Например, нынешней весной сюда пыталась пройти целая экспедиция призрачных леших из Москвы. Пугали их долго и изощренно. Наконец лешаки попятились, поддались. Больше не приходили. Пока.

Казалось бы: ну что плохого в том, что они в виде призраков будут здесь ошиваться? Пускай, жалко, что ли? А вот жалко! Потому что хорошо известно: ушлый гость из другого Мира, даже будучи бестелесной сущностью, способен сожрать тут столько очень даже лакомой пищи, что местным не хватит. Ее, пищи этой, на всех, извините, не рассчитано.

Все ведь не так уж и сложно. Каждый обитатель любого из Миров окружен неким сиянием, кольцом – из мыслей, желаний, эмоций. Кто-то называет его аурой, кто-то эффектом Кирлиана. Это не важно, как назвать. Главное – каждый человек сияет. И гость-призрак способен без особого труда забрать часть этого сияния, этой энергии себе, не спрашивая ничьего на то согласия.

…Рыжий спал на дереве. Его Черный брат злился, точил когти о мощный ствол, яростно, как врага, драл кору. Но кошачьи царапки вековому дубу нипочем. Да что говорить – даже многотонная цепь, обмотанная вокруг могучего древесного тела, смотрелась совсем небольшим, не внушающим никакого трепета украшеньицем. Этакой фенечкой.

– Эй, жирный! – потеряв терпение, заорал Черный. – Мрряу! Хватит дрыхнуть! Жрать хочу! Вставай!

Рыжий лениво приоткрыл один глаз – совершенно медового цвета, зевнул, свесил голову с ветки, благожелательно посмотрел на брата:

– Мрр… Хочешь, я тебе трясогузку поймаю? Или лучше сам поймай…

– Трясогузку?! – зашипел Черный, выгнув спину. – Ты что, Люб, издеваешься?! Мрря-а-у-у!!! Хватит притворяться, лодырь, на Охоту пора!

Рыжий не спешил с ответом, вылизывал языком свою блестящую, с солнечно-золотым отливом, шерсть.

– Я гостей жду, – наконец объявил он предельно вальяжным и даже высокомерным тоном.

– Каких еще гостей?! – завопил Черный кот.

– Не скандаль. Помнишь, заходил как-то ко мне поэт один? Я с ним еще по Саду гулял, Дворец показывал?

– Пушкин, что ли? Так его застрелили давно!

Пушкина оба кота помнили хорошо. В свое время, лет двести назад, им даже довелось познакомиться с его призраком. Случайно, конечно: к Великому Древу принесло паренька-призрака, страшно любопытного и на редкость сообразительного. Коты провели экскурсию. Вернее, все заслуги приписал себе Рыжий брат. А вот Черный, как ни крутился под ногами, как ни пытался попасться гостю на глаза, остался незамеченным. Ух и злился он тогда!

Потом паренек написал стихотворение, ставшее в Зазеркалье очень популярным:

У лукоморья дуб зеленый;

Златая цепь на дубе том:

И днем и ночью кот ученый…

Имелся в виду Рыжий Люб. Уж он-то постарался блеснуть ученостью, заболтал поэта, произвел впечатление. Хотя на самом деле следовало читать «Там, в Зазеркалье, дуб зеленый». Но призрак поэта что-то не так запомнил. Или из головы вылетело. Поэты, они такие.

– Нет, – сказал Люб. – Не Пушкин. Другой какой-то.

– Быков? – принялся гадать Черный кот, забыв на минуту о своем голоде. Очень уж он был к поэтам неравнодушен. Сияние у них совершенно особенного вкуса… – Или Орлов?

– Хоть бы и Губерман, – мурлыкнул Рыжий брат. – Я экскурсантам всегда рад… А то какой-то Хрено… и не выговоришь… в общем, поблизости ошивался. Еще тут шастали – тоже язык сломаешь. Странные фамилии у современных поэтов… Не то что раньше – Пушкин! Державин!

Черный еще больше разозлился. Он, понимаешь, с голоду помирает, а этот лентяй о поэзии рассуждает, да еще, видите ли, загадками изъясняться изволит. Ну, держись, решил он.

– Значит, так. Если ты сей же момент не оторвешь свою толстую тушку от этого толстого дуба, я чудовищем обернусь, распугаю твоих поэтиков так, что им твое дерево дурацкое в кошмарах сниться будет. Хрен тебе, а не экскурсанты!

Рыжий забеспокоился. Он, как и брат, любил призраков творческих профессий, особенно поэтов – считал их изысканным деликатесом. А с Черного ведь станется.

– Нелюб, я тебя уважать перестану, – нерешительно сказал Рыжий.

– Да ты меня и так не уважаешь! Плюешь с высокого дуба на мой голод!

– Мы же только вчера охотились, – возразил Рыжий. – На свадьбе гуляли. Или не помнишь?

– Кто гулял, а кто и лапу сосал!

Рыжий смущенно посмотрел на Черного.

– А ведь и верно, – нехотя признал Люб. – Как-то я о тебе не подумал… Увлекся, понимаешь… Правду говорят, не разумеет, ох не разумеет сытый голодного… Ну, прости, брат! Не сердись, уже встаю…

– Сегодня смотри не увлекись! – сверкая глазами, предупредил Черный.

Рыжий зевнул, показав крупные и острые клыки.

– Да, хорошая была свадьба. Особенно под конец. Жених с невестой – прямо в свадебном лимузине. Шафер – со свидетельницей. Брюнетка Люся с охранником Славой.

– Уж этих мог бы и мне оставить, – прошипел Нелюб.

– А вот тебе, – мечтательно промурлыкал Люб, – и самая интригующая и, казалось бы, невозможная связь: отец невесты с тетей жениха…

– Ты, Люб, обжора патологическая! – заявил Черный кот. – Ты от поглощенной энергии лопнешь раньше, чем я сдохну с голоду. А уж о брате подумать – это тебе и вообще недосуг.

– Ты прав, Нелюб, – виновато сказал Рыжий. – Я, как разойдусь, обо всем на свете забываю. Бывает. Ну вкусно же! Прости, брат… Сегодня будет – твой вечер. Не злись, а? Что ж ты нервный такой, мрр…

Люб поднялся на ноги, выгнул спину, потянулся, неожиданно ловко – для его комплекции – спустился с дуба. А затем два кота прыгнули через Стену Реальности и стали призраками. Такими же котами, крупными, хищными, только – прозрачными, невесомыми.

Вечерело. Братья-коты бежали от двора к двору.

– Здесь, – вдруг сказал Рыжий, замирая около одного из подъездов серой шестнадцатиэтажной жилой башни. – Чувствую эманации. По-моему, восьмой этаж.