Восставший против Неба - Антон Соловьев Страница 6

Посвящённые и Тильво сидели за дальним столиком в одной из таверн, каких они уже видели немало за время своего пути. В закопчённом канделябре тускло горели свечи. В таверне было, как всегда в вечерние часы, шумно. Народ собрался разнообразный. Здесь были местные крестьяне, пришедшие после тяжёлого трудового дня пропустить стаканчик-другой в компании друзей, угрюмая компания не то наёмников, не то разбойников, двое купцов, шумно обсуждающих условия возможной сделки, и даже странствующий рыцарь, который, икая, поглощал, по-видимому, не первый за сегодняшний вечер кувшин вина. Друзья не обращали на шум никакого внимания, будто, кроме них, в таверне никого и не было. Они, насупившись, глядели на свои полупустые кружки с элем и молчали. На душе у каждого скребли кошки. Появилась дородная хозяйка и, поставив перед каждым тарелки с дымящимся ужином, тут же удалилась. Есть тоже никому особенно не хотелось.

Первым молчание нарушил рассеянно ковыряющий ложкой в своей тарелке Бротемериус:

— Да, скверно сегодня утром получилось, ничего не скажешь.

— Да уж, — пробурчал Иеронимус, — хорошенькие дела. На наших глазах какой-то выскочка творит совершенно чудовищные вещи, а два могущественных посвящённых стоят в полном бездействии.

— А что мы могли сделать, уважаемый? — неожиданно взорвался Бротемериус. — Может быть, ты знаешь природу взаимодействия ренегата с Небом? Может быть, ты хочешь нарушить нейтралитет, не считаясь с решением Совета?

— Нет, — смущённо пробормотал Иеронимус, — ничего такого я, конечно же, не хочу. Но у меня просто руки чесались проучить этого вражеского прихвостня. Хотя ты, конечно, прав, мы пока что не знаем ни природу его взаимодействия с Небом, ни реальных возможностей служащих Небу посвящённых, и, безусловно, без решения Совета предпринимать открытое противодействие не стоит.

— Я не удивлюсь, если узнаю, что на службе у Сына Неба находятся и более могущественные посвящённые. Возможно, они служили Небу и раньше, но я впервые вижу, чтобы они действовали в открытую.

— Да, не каждый устоит перед искушением получить Силу могущественнее, чем имеет.

— Но цена?

— А что цена? Не забывай, что после смерти мы все попадём в одну и ту же тюрьму. Будь ты верной служкой Неба или же приверженцем старого мира, как мы. Так что подобный аспект даже не обсуждается. А что касается моральных устоев, кодекса чести посвящённого, так ты сам прекрасно понимаешь, что это все чушь собачья. Кто из нас когда-нибудь эти идеалистические законы соблюдал? Тут и светлые и тёмные в равной степени плели интриги и подсиживали друг друга, чтобы занять пост главы ордена или просто устранить нежелательного свидетеля своих мрачных делишек. Небо — это ведь и наша кара тоже.

— Я всегда говорил, что люди никогда не станут даже отдалённо похожими на учителей, — угрюмо ответил Иеронимус.

— Конечно, если будут так говорить. Ты когда-нибудь жалел посвящённого, который имел неосторожность влезть в сокровенные дела, скажем, какого-нибудь главы ордена?

— Нет, дело тут совсем не в этом, — вступил в разговор Тильво, до этого внимательно слушавший спор посвящённых.

— А в чём же? — поинтересовался Иеронимус.

— Это предупреждение, — ответил Тильво.

— Кому?

— Мне, конечно же. «Пой песенки про любовь и не рыпайся, а то с тобой будет то же самое».

— И что ты решил? — поинтересовался Бротемериус.

— Ничего. А что тут можно решать? Судьба неизбежна, вопрос в том, хватит ли сил встретить её достойно.

— И хватит?

— Не знаю, — задумчиво ответил Тильво. — Но я чувствую, что я должен что-то сделать. Пока ещё сам толком не знаю что, но последнее время меня не покидает чувство, что грядут перемены. И даже если этот бедный человек умер из-за меня, не стоит забывать эти песни.

Сказать было легче, чем сделать. На самом деле Тильво боялся. Он боялся не столько пыток и мучительной казни, сколько того, что дорога, по которой его упорно ведёт судьба, не будет пройдена до конца. А это было гораздо страшнее, чем Воины Неба и даже то, что он больше никогда не сможет взять аккорд на своей чёрной дайле.