Серый ферзь. Высокое искусство бегства - Александр Бушков Страница 6

Он не стал проходить через комнаты. Опасался встретитького-то из своих. Грустно быть генералом разбитой армии, но гораздо хуже —вождем обреченной на бездействие. Вышел на галерею и стал спускаться по наружнойлестнице. Один из воздушных шаров как раз, раскачиваясь, пошел к земле. Сварогпокосился в сторону Монфокона — несмотря на изрядное расстояние, виселица четкорисовалась на фоне ало-золотистого заката. И вокруг — пять высоких изящныхбашен с круглыми площадками наверху, напоминавшими исполинские гвозди. Еще одноизобретение Конгера — осужденного заводят наверх, запирают изнутри люк, и оностается на площадке. Сиди, созерцай город и потихоньку подыхай от голода ижажды, пока окончательно не отдашь богу душу. Не хочешь так прозябать —бросайся головой вниз с высоты уардов сорока, не зря земля вокруг заботливовыложена булыжником. Бывает, осужденных приковывают наверху, чтобы не сиганули.Бывает, ставят жбан воды. Но всем отрезают языки, чтобы не беспокоили воплямиокрестных жителей…

Сварог зашел в таверну с учитывавшей специфику районавывеской «У бархатного занавеса». Отстранил парочку то ли шлюх, то ли ряженыхвеликосветских любительниц острых ощущений, мимоходом дал по мордескульптору-педику, на свою беду потянувшемуся было погладить Сварога нижеспины, мимоходом похлопал по спине лысого сизоносого трагика и заверил, что тотгений и нынешнее его бедственное положение, ясный пень, суть происки бездарныхзавистников — словом, держался, как свой человек и потому не привлек внимания.Кабатчик, подобно своей клиентуре, тоже имел во взгляде этакую творческуюотрешенность, проблеск безумия. Любой корчмарь с годами приобретает философскийвзгляд на жизнь, а уж тот, что содержит кабачок для богемы, быстро отучитсяудивляться чему бы то ни было…

Днища стоявших за его спиной бочек были расписаны самымиразными сюжетами, одних Великих Кракенов было три штуки, друг от дружки,вестимо, различающихся разительно, и хозяин эти творения подгулявших художниковберег свято — вполне могло оказаться, что лет через полсотни его внукам отвалятза что-нибудь из этого золотом по весу. Бывали прецеденты.

Сварог купил бутылку «Драконьей крови», отлитую сполукруглой ручкой, что было удобно как для ношения, так и для кабацких драк.Лениво поинтересовался:

— Ну, как оно, если — в общем и философски глядя?

— И ты будешь утверждать, что графа Деркиса нужнописать обязательно на зеленом фоне? Тогда ты не художник! — горячилсявесьма подвыпивший, в расстегнутой до пупа рубахе, волосатый как горилла детинаи тыкал толстым пальцем в грудь не менее могучему собеседнику.

— Да сплошная хреновина, — сказал хозяин. —Философски-то глядя. Полгорода вон заперли. Ночью по улицам призраки шастают.Дождемся, гномы из-под земли полезут…

— Они ж вымерли начисто, гномы, — сказал Сварог.

— Именно! Именно на зеленом фоне! Не на голубом, не накрасном, не на оранжевом, а именно на зеленом! Это ты не художник! —кипятился и брызгал слюной собеседник гориллоподобного.

— Это такой народец, что пакостить будет, даже начистовымерши… Племянник у меня не смог поехать за вином в Традесант, не выпустили.Алмаз короны, ха! Бабушке моей рассказали бы, любила покойница байки слушать исама травила, что твой боцман… — Он перегнулся поближе к Сварогу и понизилголос: — Вот насчет колдунов — это верно. Колдуны появились. Выходит, не всехизвели…

Сварог насторожился, но виду не подал. Выложил на стойкупяток серебряных сестерциев и показал на помещавшуюся особняком бочку с розовымдургарским — оно было не по карману доброй половине присутствующих, но своихденег стоило. Хозяин налил серебряную высокую чарку — не долил, понятно, чистоавтоматически — и перед лицом очевидной прибыли невольно стал ещесловоохотливее:

— Если ищут алмаз, зачем заставляют смотреться взеркало? Нет, маркиз, верно вам говорю про колдунов. Человек опытный такие вещичует за версту — по тому, что носится неуловимо и воздухе… В городе виделиНемого Пса. А если эта зверюга бродит ночами и выискивает кого-то, как встарь,жди беды.

— Да ну, какие мы оба с тобой, к лешему, художники?Так, маляры. Даже графа Деркиса как следует написать не можем… —неожиданно примирились два широкоплечих спорщика.

— Врут, — сказал Сварог, в жизни не слышавший проНемого Пса. — Пить меньше нужно, не увидишь ни псов, ни крыс…

— Кто его знает… Только Немого Пса видел иБуга-Скрипач, а он при белой горячке зрит исключительно лягушек, привычка такаяу человека… Да и от белой горячки его отделяло добрых полведра. Как увидел Пса,бежал от Мельничной до холма, побросав бутылки — полные, заметьте, от неготакого при любых горячках не дождешься, будь они белее снега… Влетел ко мне —краше в гроб кладут, а уж я его всяким видал. Клянется, что Пес шлялся поМельничной и вынюхивал, тварь, улицу, да обстоятельно так. А за ним тащилисьбесшумно трое в плащах и каталанах, и кому это быть, как не Проклятым Егерям?Значит, жди беды. И все оттого, что до сих пор где-то лежат непогребеннымикосточки герцога Юнтеса…

Сварогу стало скучно, он допил вино, вышел на улицу инаправился вниз, почти к самому подножию холма, где обитал учтивый народ,огульно окрещенный «алхимиками». Обособился народ этот не без причины.Во-первых, ученые эксперименты там порой завершались крайне шумно, и осколкипосле взрывов разлетались крайне далеко. А во-вторых… После разговора с Гаем онекоторых весьма небезопасных научных дисциплинах Сварог стал подозревать, что«алхимики» обособились не из мизантропии — их выжили туда, на окраину…

Начинало темнеть, кое-где появились фонарщики с высокимилестницами. Помахивая бутылкой, Сварог спустился по мощеной пологой улочке,напоминавшей ему ялтинские, свернул налево — и едва не выхватил пистолет, когданаперерез ему метнулся из переулка жаркий язык пламени — но это всего лишьрепетировал в гордом одиночестве уличный глотатель огня.

— Смотри, забор не подпали, опять по мордеполучишь, — сказал Сварог, уже знакомый с местной скандальной хроникой.Снова свернул налево, поднялся на высокое крыльцо каменного домика, дернулстаринную ручку звонка в виде змеи, глотающей собственный хвост, — символто ли познания, то ли вечности, то ли того и другого, вместе взятого. В глубинедомика задребезжало, гулко пролаяла собака, смолкла. Скрежетнул засов, напороге появился мэтр Анрах, всмотрелся, узнал:

— А, маркиз… Заходите.

Камин ярко пылал, и на столе горела лампа под колпаком изтончайшего фарфора, белого, с просвечивающими синими рыбами и алымиводорослями. Чертовски уютная была лампа, и дорогая. Судя по ней и кое-какимдругим вещичкам, Анрах знавал и лучшие времена.