Внук сотника - Евгений Красницкий Страница 6

А два года назад… Мишка шел по улице, по каким-то своим делам, и, проходя мимо распахнутых ворот подворья старосты Аристарха Семеныча, услышал сначала отчаянный щенячий писк, затем энергичное ругательство, произнесенное голосом хозяина дома, а потом и увидел, как староста пинком ноги вышвыривает за ворота черно-рыжий комочек. Щенок шлепнулся на утоптанный снег и замер без движения и звука. Перед мордочкой на снегу расплылось маленькое кровавое пятнышко.

Какая сила кинула Мишку на колени перед щенком и заставила, осторожно подняв его, сунуть за пазуху? Мишка потом долго над этим размышлял, но к однозначному выводу так и не пришел.

– Дядька Аристарх! Можно я заберу его?

– Да провалитесь вы оба, глаза б мои вас не видели!

Не был староста ни злым, ни вспыльчивым, наоборот, считался человеком спокойным и рассудительным. Видимо, так уж случай распорядился: скверное настроение или какая-то неприятность, да еще щенок не вовремя под ноги сунулся, да все это на глазах у мальца…

В общем, все остались при своих интересах: староста душу отвел, щенок обрел доброго хозяина, а Мишка задаром заполучил пса таких статей, что в иных обстоятельствах за него пришлось бы отдать трех-четырех овец, да, может, и еще чего-нибудь в придачу.

Щенка, тогда еще безымянного, он притащил к Юльке – дочке лекарки. В уплату за лечение он предложил ей единственную имевшуюся у него более или менее ценную вещь – пряслице. Каменное колечко, которое женщины надевают для утяжеления на веретено. Нашел он его еще летом в речном песке. Дома пряслице оказалось без надобности и долго валялось на полке в кладовке.

Пряслице Юлька не взяла, но щенка, хотя было ей всего десять лет, выходила, заодно дав Мишке несколько ценных советов по воспитанию пса. А об оплате высказалась очень неопределенно: после, мол, сочтемся, при случае. Зная язвительный Юлькин характер, Мишка потом долго терзался дурными предчувствиями в ожидании этого самого «случая», но по прошествии времени все как-то забылось само собой.

И вот прошло два года…

Каждую волчью тушу, втаскиваемую Мишкой в сани, Чиф встречал грозным рыком. То ли выражал свои эмоции, то ли предупреждая Рыжуху о необходимости соблюдать сдержанность. Волки, хотя и тощие, для тринадцатилетнего мальчишки были грузом почти неподъемным. Мишка сначала закидывал в сани задние ноги, потом переваливал все остальное. Каждый раз, вернувшись к саням, спрашивал мать о самочувствии, не столько вникая в смысл ответа, сколько слушая голос. Мать отвечала негромко, но внятно, и Мишка, повозившись с тушей очередного волка, направлял сани дальше.

Насчет двух верст мать ошиблась, в ситуации смертельной опасности людям почти всегда кажется, что все длилось очень долго: секунды превращаются в минуты, минуты – в десятки минут или даже часы. Волчьи тела оказались разбросанными на расстоянии полукилометра по меркам XX века. Один болт Мишка так и не нашел – тот самый, которым он бил волка как ножом. Но искать его не осталось уже ни сил, ни желания. Снова развернув сани на сто восемьдесят градусов, Мишка погнал Рыжуху в сторону села.

* * *

Домик лекарки – тетки Настены – стоял на отшибе, за пределами защищающего село тына. В низине возле реки, окруженный деревьями, с дороги он был совершенно незаметен. Не заезжая в село, Мишка погнал сани по снежной целине, нещадно нахлестывая Рыжуху вожжами – мать в последние минут пятнадцать перестала откликаться на его вопросы, и жалеть кобылу Мишка не стал.

На его крик из дверей сначала высунулась Юлька, но, быстро поняв, что дело серьезное, юркнула обратно. Почти сразу же, накидывая на плечи теплый платок, из дома вышла Настена, следом за ней – опять Юлька.

– Что с ней? – Настена склонилась над матерью, положив ей на лоб ладонь.

– За нами волки гнались, – принялся объяснять Мишка, – она из саней выпала и на вожжах по дороге волоклась…

– Давно в беспамятстве? – прервала его лекарка.

– Нет, подъезжали уже.

– Тошнило ее, на что-нибудь жаловалась?

– Нет.

– Ну-ка помогите мне, несем в дом.

Помощи от двух детишек в процессе переноски из саней в дом взрослой женщины было немного. Но Настена справилась – не впервой больных да раненых ворочать.

Мишку почти сразу же выставили обратно на улицу, и он, не зная, оставаться или уезжать, присел было в сани, потом спохватился и принялся растирать куском дерюги вспотевшую Рыжуху.

* * *

Лекарка Настена…

Версии ее появления в селе, которые довелось в разное время и от разных людей слышать Мишке, отличались друг от друга в деталях, но, в общем, сводились к одному.

Однажды жителям села довелось отражать неожиданный наскок половцев. Собственно, половцы уже уходили назад, в степи, но возвращаться тем же путем, которым пришли – через Галицкую и Волынскую земли, – они почему-то не захотели и, переправившись через Горынь, двинулись по землям Турово-Пинского княжества. Добычи и пленных они тащили с собой много, поэтому, наткнувшись на организованный отпор, связываться не стали и начали поспешно отходить. Однако, когда добычу и полон у них попытались отбить (согласно некоторым версиям, частично и отбили), огрызнулись очень крепко.

Из сотни сельчан, ходивших на половцев, чуть ли не половина вернулись домой в окровавленных повязках. Кто сидя в седле, а кто и лежа в телегах или на носилках, подвешенных между двумя конями. Лучники степняки отменные и прекрасно умеют бить в цель на полном скаку.

Тогда-то и появилась в селе старуха-лекарка с маленькой внучкой. Ходила от дома к дому, спрашивала, есть ли раненые, перевязывала, давала лекарства, даже вроде бы оперировала, извлекая глубоко засевшие наконечники половецких стрел.

Если предлагали плату за лечение, с достоинством принимала, если не предлагали, даже и не намекала. Когда предложили переночевать, объяснила, что лучше бы ей ночевать в доме одного из тяжелораненых, ночью, мол, ему может стать хуже. На следующий день родственники раненых уже сами начали зазывать лекарку к себе, очень уж большой, как убедились ратнинцы, она была искусницей.

Осталась она в селе и на третий день, и на четвертый – работы хватало. И никому даже в голову не пришло поинтересоваться, какой она веры. Только день на пятый или шестой этим вопросом озаботился сельский священник. Лучше бы он этого не делал. Старуха оказалась язычницей! В полном соответствии со своими служебными обязанностями и, надо надеяться, искренними убеждениями святой отец вознамерился лекарку из села изгнать.

Что сказали ему по этому поводу мужи ратнинские во время кратких переговоров в узком проходе между сараями, история для потомков не сохранила. Протокол переговоров, надо полагать, не велся. Однако вид по окончании дискуссии священник имел несколько растрепанный, а походку – неуверенную. Тем не менее некий компромисс высокими договаривающимися сторонами, по-видимому, был достигнут.