Град темных вод - Карина Вран Страница 6

Можно было бы и замену кухонной мебели с капитальным ремонтом насчитать, писулька на нотном листе не предполагала конкретики, но Вероника была честной девушкой. Пострадал потолок — его и заменим. Выезд-то на дом для замера и составления сметы компания предлагала бесплатно, девушка ничего не теряла, даже если номер с маленькой, но дорогостоящей местью не «прокатит».

А вечером она разбирала свои старые работы. Их набралось немало — целый чулан. Вероника составила крупные полотна (в подрамниках, без них она не хранила картины) по времени написания, отдельно отобрала наиболее удачные, небольшие убрала на отдельный стеллаж. Рассортировала акварели в папках, рисунки (грифель, графит, карандаш).

Казалось бы — дел на полчаса, однако возилась девушка часа четыре. Но следовало сделать это давно, бессистемное распихивание «куда придется» впоследствии выходило боком, когда нужно было что-то отыскать.

Еще можно было подбить итоги. Так, прошлым летом она написала пять работ маслом: цветочный натюрморт, композиция с тыквами и глиняной посудой, пейзаж с натуры, одно баловство с формами и цветами (бублики и цилиндры насыщенных цветов) и попытка (крайне неудачная) автопортрета. Против весомого «ничего» в году нынешнем.

Не очень-то оптимистичное вышло сравнение.

— Ленивцы — милейшие создания, но я вроде не из них? — вздохнула Вероника. — Значит, будем наверстывать. А то заигрались тут некоторые…

Утром, благодаря недюжинному усилию воли и будильнику, Вероника погрузила свое бренное тельце в маршрутку, предварительно влив в него большую чашку кофе. Действовать бодрящий напиток начал где-то с середины пути, так что проснулась она, по сути, уже в дороге. Подобное было в порядке вещей для девушки, поэтому все, что она предприняла — это сверилась, туда ли едет маршрутка. Оказалось — туда, пролеты Большеохтинского моста свидетельствовали.

— Чудно, — кивнула она и покосилась на корзину с фруктами на своих коленях. Откуда взялась корзина, Вероника помнила смутно. Вроде бы из супермаркета, но момент покупки она заспала. Не мучая сонный свой мозг, девушка повернулась к окну.

Вода в Неве (наверное, из-за шторма) была темной-темной, несмотря на ясное небо.

«Вот мне и натура», — подумалось Веронике. «Нева — море, запертое в берегах. Не вдохновлять не может».

Больница: старое здание со стенами цвета… нет, иначе тут было не сказать, знание цветовой палитры не помогало — детской неожиданности, располагалась дальше конечной, девушке пришлось пройтись; царили в ней запахи, далекие от приятных, понурые лица больных и злые глаза над белыми халатами — это уже персонал.

— Если аллергия на медицину встречается, у меня, определенно, она есть, — девушка ускорила шаг.

Стас сказал ей номер палаты, где лежала Анна, избавив Веронику от необходимости лишний раз общаться с людьми.

— Ты?! — завидев одногруппницу на пороге палаты, рывком выпрямила спину Аня. — Какого…

— Погода хорошая, думаю, дай зайду, сделаю гадость, — Вероника осмотрелась.

Пять коек, две из них застелены, на той, что у окошка, кто-то лежал, отвернувшись ото всех и укрывшись простыней. Женщина с соседней с Аней койки встала, чинно поприветствовала чужую визитершу (воспитание!), объявила, что хочет прогуляться и даже извинилась.

— Тебе мало было жалобы? — огонек, вспыхнувший было в глазах Анны, погас, и сама она как бы обмякла. — Решила убедиться лично, что враг повержен, а, королева?

Вероника поморщилась: громкие слова из уст некогда яркой, бойкой девушки, сейчас похожей на тень самой себя, как если бы из нее вынули стержень, одну оболочку оставили — производили унылейшее впечатление.

— После Ярославля у меня осталась запись на диктофоне, — она не собиралась этого говорить, вырвалось. — Которую я потом удалила. И странно, что тебе не сказали, кто именно доложил о том случае ректору. Даже мне — сказали, а тебе — нет.

— Игра в благородство? — немного оживилась Аня. — Или задурить меня пытаешься?

Вероника пожала плечами.

— Выйдешь из больницы — спроси у ректора. Или прямо сейчас Стаса можно набрать. С громкой связью. Но Стасу ты можешь и не поверить, а Юрию Алексеевичу — вряд ли.

— Кто? — Анна подобралась. — Кто эта паскудина?!

— Ну что ты, — Вероника подошла к «больной» почти вплотную, поставила корзину на тумбочку. — И лишить тебя радости самой выяснить правду? Ты ведь любишь узнавать о людях новое. Вот только одного не могу понять: зачем себя-то калечить было? Ну, вышла вся история наружу — и что с того? Перешагнула бы, и шла себе дальше!

— Ты всегда была на вершине, — злобно сверкнула глазами Аня, порадовав визитершу (злость — это лучше, чем обреченность). — Глядела на всех свысока. Мы, простые смертные, получали остатки света и похвал. Но ты-то выше всего этого. Тебе не понять, каково это — все потерять. Учебу, шанс на будущее, уважение друзей и семьи — все! Я ведь рассчитала… Мать возвращается в семь, братья из спортзала в семь тридцать. Набрала еле теплую воду. А потом, когда никто из них не пришел, мне пришлось выбирать: вылезать из ванной, позорно прятать порезы или… закончить. Мне терять было нечего. Нечего. Но тебе не понять.

— Ошибаешься, — дослушав одногруппницу, тихо произнесла Вероника. — Это ты плохо понимаешь, что значит «все».

Говорить о себе — этого она точно не намеревалась делать. Рассказать Стасу стоило немалых усилий, а уж Ане…

— За полгода до поступления в училище я стала сиротой. Автокатастрофа. Мама и папа — в один день. Вот, что значит: «потерять все». Выздоравливай.

Она крутанулась на каблуках, затем нерасторопно, впечатывая каждый шаг, вернулась к выходу из палаты.

— Белозерова! — изменившимся голосом позвала ее с койки Анна. — Стой же!

За дверью Вероника сорвалась на бег.

«Страшно, когда рушатся воздушные и сказочные замки. Но страшнее — когда рушится твой мир», — в себя она пришла только дома. И то не совсем, чтобы полностью.

Зато теперь Вероника была почти уверена, что, выйдя из больницы, Потапова не попытается заново наложить на себя руки. Остальное — уже не ее забота.

История извращенным образом повторялась. Опять.

Новых писем — и летучего чудовища — не было. Это Хэйт поняла по тишине, относительной, впрочем — в игру она зашла в харчевне, там шумок присутствовал по умолчанию. Но не было феи с ее удручающими комментариями могильно-гробовой направленности, и это уже можно было назвать «тишиной».

Хэйт какое-то время раздумывала, куда ей пойти: выбор был слишком велик. И веер из незавершенных заданий, и профессии непрокачанные, и статы, о которых забывать не стоило. Еще в инвентаре лежала картина с Архидемоном и необычными свойствами, с которой тоже надо было что-то решить. Не аукцион — однозначно, но и для себя не оставить, слишком уж вкусна «конфетка».