Щит побережья. Блуждающий огонь - Елизавета Дворецкая Страница 6

– Его подарил мне Хельги хёвдинг. На обручение, – ответил Брендольв. В один миг он успел и пожалеть о том, что у него вырвались слова об обручении, и порадоваться этому.

– На обручение? – повторила Ингвильда, потом кивнула: – Ах, да! Мне говорили, что ты обручен с дочерью Хельги хёвдинга. Потому-то Вильмунд так к тебе расположен – ему очень нужно дружить с восточным берегом. С Хельги хёвдингом у нас еще никто не успел поссориться. Даже странно! Но я видела этот меч у Стюрмира конунга. Или очень похожий.

Она только хотела повернуть голову к своему воспитателю, но Оддбранд Наследство ответил из-за ее плеча, не дожидаясь вопроса:

– Этот самый. Там еще у основания клинка руна «тюр», с одной и с другой стороны.

Брендольв кивнул – такие руны у основания клинка имелись.

– Это и есть меч Стюрмира конунга, – подтвердил он. – Конунг подарил его Хельги хёвдингу, когда плыл мимо его усадьбы к слэттам. Тогда рауды еще не вступили в войну и мимо их земель можно было плавать. А Хельги хёвдинг подарил мне.

– Конечно, Хельги хёвдинг был вправе подарить его любому достойному человеку. – Ингвильда кивнула. – Но я удивлена… Как же ты мог, имея на поясе меч одного конунга, прийти служить его сопернику?

– Я… – Брендольв смутился. А ведь и Хельга при их последнем свидании сказала ему почти то же самое. – Мы думаем, что он погиб. Имея такой меч, стыдно сидеть дома. Ведь только тот мужчина, кто не боится действовать, верно?

– Верно! – Ингвильда снова кивнула, но взгляд ее был озабоченным, словно ее постоянно отвлекают тяжелые мысли. – Так и нужно брать в руки меч – чтобы биться! А не так…

Она обернулась назад, туда, где расположился на отдых Вильмунд конунг, и вдруг, не договорив, быстро шагнула в сторону и торопливо пошла прочь. Брендольв оглянулся: у полога шатра кюны Даллы стоял Вильмунд конунг и напряженно смотрел в спину Оддбранда Наследство, который шел позади Ингвильды и загораживал ее от глаз жениха.

– Куда ты так поспешно убежала, о Фригг пламени моря? – тихо, так чтобы другие не слышали, спросил Оддбранд у Ингвильды, и Брендольв был бы изумлен, услышав, что воспитатель разговаривает со «светлой богиней» с небрежной дружеской усмешкой в голосе. – Боишься огорчить жениха? Да, конунг будет очень огорчен, если увидит, как ты любезничаешь с этим Бальдром* конских боев.

– Совсем наоборот, – без улыбки, непримиримо ответила Ингвильда. – Я не хочу его порадовать. Если он увидит, как я любезничаю с другим, то решит, что я хочу его уязвить, вызвать ревность. То есть что мне есть до него дело. А мне нет до него никакого дела!

– Сам Локи* не придумал бы уязвить его сильнее, чем ты вчера! – Оддбранд усмехнулся, как будто это и впрямь было очень забавно. – Ты ведь при всей гриднице заявила, что любишь другого. Да еще и фьялля! Куда уж хуже!

– Он первый начал! – по-детски, но со взрослой серьезностью ответила Ингвильда. – Это он чуть ли не вслух при всей гриднице обвинил меня, что я отдалась фьяллю. Добрые дисы*! Мне уже жаль, что это не так! Если бы я знала, что все так обернется…

– То Хродмар сын Кари был бы утешен так, как ему самому бы хотелось! – насмешливо окончил за нее Оддбранд.

Ингвильда вздохнула. Еще полгода назад ей не пришло бы в голову, что она, гордая дочь хёвдинга, счастливая и «славная разумом добрым», [3]будет сама себе желать бесчестья и сожалеть, что этого не случилось! Но судьба сыграла с ней странную шутку: ее мечтал взять в жены молодой конунг, а она всем существом стремилась к человеку, чье лицо изуродовали следы болезни и который к тому же приходился ближайшим другом Торбранда, конунга фьяллей. Но что поделать, если даже сейчас, после полугода разлуки, образ Хродмара с яркими голубыми глазами, блестящими с почти бесформенного лица, покрытого глубокими красными рубцами, казался ей прекраснее всех на свете. Острая тоска по нему, уже ставшая привычной, но от этого не менее мучительная, снова разлилась в душе, и Ингвильда брела по мокрому снегу над берегом, не видя ничего вокруг. Ах, как беспечна, как расточительна она была в тот месяц, который Хродмар со своим кораблем поневоле, одолеваемый смертельной болезнью, провел в гостях у ее отца! Теперь Ингвильде казалось, что тогда она не ценила своего счастья, потратила время даром, не радовалась каждому мгновению, проведенному рядом с Хродмаром, так, как должна бы. В такие часы, как сейчас, ей казалось, что еще немного, еще одно горькое и мучительное усилие – и душа покинет тело и полетит к нему, туда, где он есть…

– И напрасно ты думаешь, что Вильмунд конунг способен на такой тонкий ход рассуждений, как ты сама, – Оддбранд тем временем вернулся к тому, с чего начал. – Он не подумает, что ты хочешь его уязвить, и не обрадуется. Он на самом деле уязвится. Не стоит судить о людях по себе. Опасно недооценить противника, но переоценивать его… неумно. Это значит доставлять себе лишний труд. А тебе не стоит этого делать. Видишь ли, любая сила приносит достойные плоды только тогда, когда она направлена в нужную сторону.

– Для этого все же надо иметь, что направить! – огрызнулась Ингвильда, глянув в сторону шатра. Ее досада предназначалась вовсе не Оддбранду, а Вильмунду конунгу, который стоял возле своего коня и обиженно не смотрел в ее сторону.

– Сила может быть и маленькой. – Оддбранд пожал плечами. – Главное – знать, к чему и как ее приложить. Как говорится, много маленьких ручьев делают большую реку.

* * *

На другое утро после приезда с Каменного мыса Вильмунд конунг поднялся поздно. Покой уже был пуст, все мужчины, спавшие здесь, давно встали и разошлись – со двора слышались приглушенные толстыми бревенчатыми стенами обрывки криков, возгласов, взлетавших и опадавших, как волна. Наверное, борются или в мяч играют. Можно бы пойти присоединиться… Но, честно говоря, Вильмунду конунгу вообще не хотелось вставать. Собственно, зачем? Слоняться без дела по усадьбе, ловить вопросительные взгляды, видеть в них одно: когда же? Когда? Вильмунд конунг и сам хотел бы знать – когда? Когда Фрейвид Огниво, его суровый, властный и непреклонный воспитатель, перед которым Вильмунд до сих пор робел, как мальчишка, соблаговолит выполнить свои обещания и приведет войско, с которым не стыдно выйти навстречу проклятому Торбранду Троллю, которого фьялли называют своим конунгом? Но любая мысль о фьяллях была мучительна, поскольку приводила на ум Ингвильду и Хродмара сына Кари. Чтоб тролли взяли их обоих!

Натягивая на ногу башмак, Вильмунд хмурился и кусал губы, как будто это простое действие причиняло ему страдания. На самом деле во всем виновата она, Ингвильда! Ни полчища фьяллей на Квиттингском Севере, ни страх перед возвращением отца, ни досада на Фрейвида Огниво не терзали Вильмунда конунга так, как измена Ингвильды. Это казалось ему изменой: ведь раньше, пока он жил в усадьбе Фрейвида, они с Ингвильдой не ссорились, и она улыбалась ему, а не кому-то другому. А потом появился этот фьялль со своей «гнилой смертью» – почему он от нее не подох?! И Ингвильда забыла все прежнее, точно рябой тролль околдовал ее. Даже в день их обручения с Вильмундом она говорила, что не полюбит его. Даже сейчас…