Чернокнижник - Андрей Смирнов Страница 59

Беспредельный темный океан пребывал над ним, простирался перед ним, окружал его. Возникло ощущение все ускоряющегося движения. Ритм дыхания сбился — но это уже не имело никакого значения, как не имело значения и то, что он перестал повторять слог Ключа, выбросивший его в это состояние. Дверь была открыта, и он был на другой стороне яви.

Нельзя сказать, что он знал окружавшую его тьму или умел как-то управлять ею. Законы, которые можно узнать и использовать, остались на той стороне, откуда он ушел, — в царстве порядка и света, на лицевой стороне мироздания. Здесь же простиралось беспредельное царство иррационального, немыслимое, непредставимое и неописуемое.

В бесконечном океане тьмы были свои течения, заводи и водовороты. Здесь не было границ между «я» и «не-я». Дыхание тьмы вливалось в Уилара и беспрепятственно текло дальше, сквозь него. Не зная ничего, он одновременно знал все. Он тек вместе с Силой ее безмолвными путями, ни к чему не стремясь и ничего не желая. Ему приходилось быть осторожным — он был тут не один. Где-то далеко, в безбрежных водах хаоса, раскинулось, подобно левиафану, исполинское тело Климединга. Хозяин Демонов сливался с тьмой в единое целое, был частью ее, проникал своим естеством во множество ее течений. По сравнению с ним Уилар казался мотыльком, порхающим над телом дремлющего дракона. Он не мог противодействовать Климедингу — вся его тактика заключалась в том, чтобы держаться от Хозяина Демонов как можно дальше и оставаться не замеченным им. Но и сам Климединг был бесконечно мал по сравнению с иными существами, древними и медлительными, пребывающими где-то в глубинах бездны… но и эти существа, впрочем, были ничем по сравнению с самой тьмой — вечной и беспредельной, не имеющей ни конца ни начала, хранящей в себе и обитателей хаоса, и корни иного, юного и безмятежного мира, который его обитатели считали единственно существующим.

Уилар не собирался погружаться во тьму слишком глубоко. В своем путешествии он преследовал исключительно практические интересы. Здесь, у корней мира, на изнанке упорядоченного, ему иногда удавалось отыскать различные загадочные предметы, которыми можно было завладеть и использовать в обыденном мире. Некоторые из этих предметов, перенесенные на дневную половину мира, становились осязаемыми, но большинство — нет: Кельрион не был способен вместить их. Впрочем, и «предметами» называть их можно лишь с большой долей условности — с тем же правом их можно назвать и «состояниями» и «сущностями». Чтобы завладеть такой сущностью, Уилар должен был расширить себя до ее пределов, стать ею, постичь ее и включить в себя. Чем-то этот процесс напоминал выращивание новых конечностей, открытие дополнительных органов восприятия, поглощение пищи или, в меньшей степени, приобретение нового имущества. Расширив себя до пределов безымянной сущности, пойманной в сети воли и волшебства, Уилар «сжимался» обратно, в более естественную и привычную форму, но связь сохранялась. Теперь он легко, даже на дневной половине мира, мог вызвать пойманную сущность снова, использовать силы и необычные способности, которые она давала. Большинство тех заклятий, которые Эльга наблюдала за время их совместного путешествия, были уловлены Бергоном здесь, во тьме. Со временем их сила иссякала, и тогда Уилар возвращался в тьму и наполнял резервуары энергией или подбирал другие сущности, более привлекательные заклятья, словно звери, посаженные в клетку, нуждались в том, чтобы дрессировщик постоянно подкармливал их.

Он успел наполнить энергией только три резервуара и отыскать еще одну новую сущность (после соответствующей обработки эта сущность будет превращена в отравленный шип, длинный и гибкий; невидимый в Кельрионе, шип тем не менее будет обладать силой достаточной для того, чтобы убить двух или трех человек) — и вдруг понял, что… устал. Это открытие неприятно удивило Уилара. Его путешествие во Тьме было совсем недолгим, но отчего-то поддержание открытого канала между явью и изнанкой мира требовало большего, чем обычно, количества сил. Это было странно. Напротив, он полагал, что путешествие должно будет стать необыкновенно легким — само по себе присутствие того числа магов, которые нынче собрались на Лайфеклике, должно было отчасти размыть границы реальности, приблизить друг к другу «тот» и «этот» миры. Вместо этого картина была обратной: пожалуй, он не мог припомнить случая, когда поддержание открытых врат во Тьму требовало таких энергетических затрат. В чем причина?.. Он не составлял заранее гороскопа для этой ночи, не выяснял, какие стихии и силы будут находиться в союзе, а какие — во вражде. Может быть, все дело в том, что он выбрал неподходящее время для путешествия?.. Сосредоточив внимание на том, чтобы новая, только что пойманная, сущность не вышла из-под контроля и не натворила бед. Уилар отправился в обратный путь. Он прошел во врата, которые были его газами, вошел в дверь своего тела. Он закрыл врата, сжавшись едва ли не до точки внутри себя самого и повернул Невидимый Ключ в замочной скважине. Спустя несколько секунд он открыл глаза. В комнате ничего не изменилось. Он по-прежнему сидел на полу. Несмотря на темноту, сейчас он видел окружающие предметы почти так же четко, как днем. Он по прежнему ни о чем не думал, внутренняя пустота не спешила сменяться повседневными мыслями и желаниями. Потрясающая ясность восприятия отпускала его очень медленно, как бы нехотя. Чтобы ускорить процесс «вживания», Уилар начал думать о том, что могло привязать его к Кельриону: о вкусной еде, о женщинах, о политике и новейших проблемах философии. Поначалу процесс мышления никак не хотел идти так, как должно, мысли то и дело срывались в бездну, где все вопросы теряли свои смысл, в ничто, заключавшее в себе все, и приходилось едва ли не силой возвращать себя в обыденное русло восприятия. Это было похоже на попытку перелить бочонок вина в кувшин. В конце концов Уилару все-таки удалось справиться с этой задачей. Ясность восприятия поблекла, мысли потекли своим чередом, темнота стала обычной темнотой, в которой он видел уже отнюдь не так хорошо. Ныла поясница — по полу, на котором он просидел около двух часов, гуляли сквозняки. Уилар зажег свечи и стал готовиться ко сну. Прежде чем заснуть, он снова подумал о том, что могло явиться причиной столь быстро завершившегося путешествия.

«Неужели старею?..» — подумал он с усмешкой. На самом деле он вообще не верил в то, что когда-нибудь состарится. Собственное будущее всегда представлялось ему следующим образом: либо он изменит свою природу и станет бессмертным — либо умрет на пути к этой цели. Он давно забыл и день своего рождения и год, в который это произошло. Он лучше чем кто-либо знал, что возраст — всего лишь состояние. Он избегал крайностей — старости и детства — и был всем тем, что лежит между ними. Между его двадцатью годами и пятьюдесятью не было непреодолимых барьеров. Его время медленно текло внутри этого промежутка — то в одну сторону, то в другую — не пытаясь вырваться за установленные пределы. Вместе с тем Уилар знал, что так не может продолжаться вечно. Его время становилось все более медлительным, все чаще и чаще приходилось подпитывать его извне, чужим временем и чужой жизнью. Если он не хочет окончательно превратиться в вампира, ему необходимо отыскать источник подлинного бессмертия — или, за неимением такового, создать его.

Засыпая, он размышлял о предстоящей встрече в замке Айлиса Джельсальтара, у него были плохие предчувствия.