На краю времени, на пороге мира - Анна Клименко Страница 59

Гиллард старательно возводил систему взаимодействия вещей.

Он припоминал все, чему учился в Закрытом городе и, жалея об отсутствии первоисточников, писанных великими магами прошлого, методом экспериментальных проб устанавливал должные пропорции компонентов, которые бы дали нужную Силу. Он соединял доступные предметы в невозможные, казалось бы, комбинации – камень и травы, воду и древесину, еловую смолу и землю, живое и не-живое… И подолгу проверял результаты, скрупулезно занося свои соображения в маленькую записную книжку, единственный предмет, позаимствованный в Гнезде куниц.

Так прошло еще три дня. Когда же, наконец, все необходимые компоненты расположились в нужном порядке, Гиллард утер трудовой пот и начал готовить заклинание. Редкий маг, преобразуя сущее при помощи Силы, довольствуется одним лишь волеизъявлением; быть может, магистру Закрытого города и разделяющим бремя достаточно силы мысли, чтобы испепелять врагов, вызывать бурю или проламывать стены, но Гиллард был самым обычным чародеем. Одаренным – но не более того. Потому для сотворения мощного заклятья ему требовался весь доступный арсенал людской магии, заключающийся в слове. И он с головой ушел в составление нужных сочетаний нужных слов на древнем и давно забытом языке первых людей и первых дэйлор. Ну, а как известно, Творец вложил и тем, и тем в уста одинаковый язык.

Еще через два дня все было готово.

По замыслу Гилларда, заклинание должно было породить силовой барьер, который бы погнал всю темную нелюдь Дэйлорона прямехонько к старым границам Империи, выжимая население гарнизонов прочь с захваченной земли. После чего предполагалась полная аннигиляция барьера и разложение захвата нелюди – ведь Гиллард задавался целью освободить Дэйлорон, не более. Это намерение воплотилось в грандиозном сооружении из веток, камней, травы, перьев и прочих используемых ведьмами компонентов; формой напоминая неуклюжую и готовую вот-вот развалиться башню, построенное взаимодействие венчалось медальоном последнего короля – и именно сквозь изумруд должна была выплеснуться в мир нужная Сила, которую Гиллард мысленным обращением и при помощи слова преобразовал бы в нужную форму.

…Он приступил к воплощению задуманного ровно в полдень, не дожидаясь, когда проснется Миртс. Взаимодействие наливалось пульсирующими силовыми линиями; Гиллард прекрасно видел их – и напоминали они частые порезы на громоздком теле сооруженной пирамиды, сочащиеся темной венозной кровью. Линии эти сплетались сложным узором, устремляясь к вооруженному на вершине изумруду, и вокруг него мерцал ореол мертвенно-бледного синеватого цвета. Сосредоточившись, Гиллард начал читать текст подготовленного заклинания, вдумчиво и неторопливо, пытаясь представить себе, как вырастает и крепнет невидимый глазу простого смертного барьер. Эдакая слюдяная волна, которая прокатится в течение каких-нибудь двух дней через весь Дэйлорон, гоня перед собой темную нелюдь. А люди… им ничего не останется, как улепетывать во все лопатки из древнего леса, ибо платой за нерасторопность будет жизнь.

«Это всего лишь цена восстановленного равновесия», – думал Гиллард, – «если не возвратить все к тому, что было раньше, никто не уцелеет, никто…»

И продолжал выкрикивать подготовленные слова, хотя каждое следующее давалось труднее и труднее. Гиллард чувствовал всю свернувшуюся в тугой ком Силу так, словно ком этот засел под ребрами и давил на сердце, на легкие, на желудок, распирая изнутри грудь. Здесь главное – дотерпеть до конца, до самого последнего слова, когда пружина заклятья развернется и устремится прочь, через тело Гилларда.

Перед глазами потемнело; и зеленый лужок, и синее небо с перышками облаков, и приземистые ели, цепляющиеся корнями за каменистую почву – все подернулось серой пеленой. Ком в груди, казалось, распух до невероятных размеров, грозя расплющить трепещущее сердце о ребра. Воздуха не хватало, на шее словно затягивали невидимую удавку… Но Гиллард все-таки успел – и выдохнул последнее слово. Завершающее преобразование.

Наполненная Силой сфера лопнула с оглушительным грохотом, от которого впору было зажимать ладонями уши.

А у Гилларда – в который раз – вновь появилось чувство падения в бездонную, темную пропасть, когда холодный ветер хлещет в лицо, выбивая слезы из глаз.

Он падал – но знал, что его преобразование, экспериментальное и нигде ни разу не опробованное, работает правильно. Повсюду на севере Дэйлорона зашевелилась темная нелюдь – упыри, ночницы и зеркальники. Те, что никогда не были людьми, или же давно забыли свою жизнь, решительно двинулись вперед; те, кто помнил, только рычали, тревожно озирались, но предпочли остаться. Воспряли от дневного сна те странные твари, кои не были занесены ни в один из справочников Закрытого города, и коих не было раньше. Невидимая волна поднимала нелюдь, выгоняла из нор – и толкала на юг, к границам Дэйлорона.

Гиллард летел в кромешный мрак. И в те короткие мгновения, отделявшее его от беспамятства, маг успел увидеть…

На ярко-зеленой моховой кочке стояла болотная ночница. Ее бледное, исполненное величия лицо было обращено к северу, и грива длинных темных волос развевалась на резком ветру. Мокрые дорожки исчеркали меловые щеки, и изящные пальцы судорожно сжимались в кулаки.

«Почему ты это сделал?» – шептали губы нелюди, – «Отчего твое решение оказалось именно таким? И отчего мои возлюбленные дочери погибли зря? Теперь, когда чаша переполнилась, я не буду противиться. Сестры печали пойдут вперед, и потомки древних имнов будут идти с нами, оставляя после себя пепел и смерть. Пророчество сбывается, и назад дороги нет».

Мелькнул далеко внизу странный город, похожий на собранные в кольце неуклюжих стен муравейники. Там царила суматоха; женщины и мужчины торопливо собирались в путь, и точно также торопливо уходили прочь, в болота.

… Древний снежный дракон медленно выползал из пещеры. Он был огромен, и чешуя сверкала первозданной белизной. Перепонки крыльев казались не живыми, а искусно вырубленными изо льда; гребень искрился в лучах полуденного солнца. Синие глаза дракона полыхали яростью; вот он забрался на снежную макушку горы, взмахнул крыльями – раз, другой… И, легко поднявшись, устремился в небесную синь. Следом из норы показался еще дракон, вернее, драконица. Она была куда меньше размером, и неуклюже принялась карабкаться наверх, сжимая в передней лапе голубоватое яйцо.

… Гиллард открыл глаза. Не вполне понимая, что происходит, дернулся в чьих-то крепких руках. Туман перед глазами рассеялся, и маг увидел мужское лицо, наполовину скрытое под выгоревшими на солнце лохмами. Темные глаза двумя буравчиками сверлили Гила.

– Живой, – вдруг сказал кому-то незнакомец, – живой…

– Боюсь, мы все равно опоздали, – выдохнул кто-то рядом, – что бы я ни пыталась предпринять, никогда ничего не получается.

Кожа Гила покрылась пупырышками. И вовсе не от того, что над ним по-прежнему нависала мощная фигура незнакомца. Голос… Усталый женский голос доносился из далекого детства.

«Мой храбрый воин».

Маг скосил глаза – и совершенно случайно встретился взглядом с болотной ночницей. Нетрудно было узнать ее, да, пожалуй, он никогда и не забывал это молодое грустное лицо и серебристые локоны. Когда-то она спасла ему жизнь, и еще раньше… подарила.