Земля мертвых - Александр Прозоров Страница 59

Однако Зализа, мечущийся от стены к стене в ужасе от услышанного, больше ни о чем спрашивать не мог. Это же надо: государя до смерти умучить! Самого царя со свету изжить!

— Пиши, — остановился опричник у стола. — Пиши: «Сказано сие без пытки любой. Донес полонянин о сей крамоле добровольно, без принуждения». Все. Давай листы.

Вскоре из ворот крепости галопом вырвался всадник, ведущий за собой в поводу двух коней. Агария и Осипа Зализа оставил в крепости, на попечении воеводского ключника. Сейчас для него была важна только скорость.

Еще на версту до купеческого дома Зализа с облегчением увидел покачивающуюся у причала Баженовскую ладью — стало быть, вернулся, не сгинул бесследно, и по новым делам тоже не уплыл. Промчав по берегу, опричник осадил коня перед воротами, тяжело дыша, спрыгнул на землю и несколько шагов проковылял на затекших, не разгибающихся ногах.

— Помилуй, Семен Прокофьевич, можно ли так? — соболезнующе кинулся навстречу купец. — Сами умучлись, и коней совсем запарили.

— Не жалей меня, Илья Анисимович, — не столько присел, сколько упал на ступеньку крыльца опричник. — Или я сейчас крамолу раскрою, или руки от позора на себя наложу. Рассказывай, что видел?

— Эй, Прасковья, квасу сюда принесите! — крикнул в дом купец и присел на ступеньку рядом с Зализой. — А видел я, Семен Прокофьевич, много. Люди на Березовом острове поселились странные, себя не помнящие. Видел я, как ссорились они страшно. Половина землю нашу святую нехорошими словами ругала, в вонючую Европу жить рвалась. Другая половина русскими себя называла и здесь хотела остаться. С торговым человеком среди них я поговорил. Странные он мне вещи предлагал, а про товары и пути наши совсем ничего не знает. Хотя доспех богатый, много золота такая броня стоит. Довез я из них два десятка бронных до Колываня, по дороге пытал осторожно, откуда родом. Некоторые латники сказывали, будто здесь прямо они и родились. На Неве то бишь. И выросли там, и артельничали на Неве, на островах чухонских. А остальные и вовсе ничего баять не хотели. Не знаем, дескать, и все. А как человек знать не может, где корни его растут?

Из дома в большом ковше молодая простоволосая девчонка вынесла ковш шипящего темного кваса, чему-то хихикнула и торопливо убежала. Купец сперва предложил прохладный напиток гостю — и Зализа, не моргнув глазом, выпил все до последней капли.

— Что еще расскажешь, Илья Анисимович?

— Еще скажу, что не опоясавшись многие из них ходят, Семен Прокофьевич. Крестики нательные я у них видел, но не на льняной веревочке чужеземцы их носят, а на золотых али серебряных цепочках тончайшей работы. За все время, что был я на Березовом острове, ни один из них не перекрестился ни разу, образов в домах нет, церкви али часовни малой — тоже. Платья у многих чудные, часто срамные, ходят все простоволосые. Однако русскими себя кличут и православными называют.

— А скажи, Илья Анисимович, как тебе глянулось: сами они в наши земли пришли, али заворожил их кто и чародейством сюда завлек?

Купец надолго умолк, задумчиво почесывая бороду. Потом неожиданно сорвал с себя шапку и жахнул ею о землю:

— Заворожили, Семен Прокофьевич! Как есть заворожили! Где же это видано, земли своей не знать, путей не ведать?! Не обманывают они, Семен Прокофьевич, сами не понимают, как в эти земли попали, куда податься. Как есть околдовали их, да бросили аки щенят слепых.

Теперь настала очередь задуматься государеву человеку. Он вспоминал дышащих дымом колдунов, которых они с засечниками порубали на пути к Ореховому острови к новгородцам.

И получалось у него, что складывается все как один к одному: и договориться он чародеям с новгородцами не дал, и завороженных ими ратников без ведьмаков чужеземных оставил. И осталось от хитрой крамолы только одно: замысел тайный и страшный противу государя Ивана Васильевича. Замысел сговорившихся новгородцев и служилого боярина Харитона Волошина, столько лет среди земских вотчинников таившегося, государя насмерть извести: со стола московского скинуть и голодом заморить.

— Спасибо тебе, Илья Анисимович, — поднялся Зализа. — Великое дело ты сделал для нашей Руси, за что глубокий тебе поклон…

И государев человек Семен Зализа действительно низко, в пояс поклонился любчанскому купцу Илье Баженову. Купец от такого чествования густо покраснел, засуетился:

— Да ты в дом проходи, Семен Прокофьевич, откушай, чем Бог послал.

— Извини, — покачал головой опричник. — Извини, Илья Анисимович, не могу. Дело меня ждет, дело государево. — Он поднял глаза к небу и покачал головой:

— До темноты в Копорье потребно успеть. Каждый час дорог.

* * *

Перекидав в корзину растопыривших колючие плавники окуней, Никита добавил сверху двух лещей, и на этом сеть закончилась. Хомяк с явным облегчением взялся за весло: он знал, в каким восторгом Настя реагирует на корзины с уловом, как радостно кидается на шею, начинает целовать — сперва губы, лицо потом шею, грудь, потом… В общем, возвращаться домой с полными корзинами ему нравилось, хотя блаженная истома после бурных ласк на два-три часа выбивала его из повседневной суеты.

Сейчас Настенька наверняка колдует у печи, настаивая свои ароматные каши и вкуснейшие супы. Печь она протопила еще утром, но жар в топке сохранялся почти до самого вечера, и зажигать огонь снова больше не требуется.

С огня его мысли перескочили на дым, и он внезапно вспомнил, что уже несколько раз собирался осмотреть этот островок именно по поводу вьющегося над деревьями дымка. После некоторого колебания любопытство пересилило, и Никита все-таки решил отложить встречу с девушкой на десяток минут и взглянуть, что творится среди светлых березовых стволов.

Привязав лодку к стоящему на самом берегу дереву, он выбрался на ярко-зеленую и высокую — по пояс — тонколистную траву.

Светлые веселые березки стояли далеко друг от друга, позволяя солнечному свету легко проникать между стволами и заливать все вокруг.

На полянках и широких теплых прогалинах играли блики от множества глянцевых листочков, манили вперед яркие просветы. Никита шел вперед, поглядывая по сторонам, но никаких кострищ или иных следов пребывания человека не находил. Вокруг только березки и редкие сумрачные пятна густых, плотных, темно-темно зеленых еловых зарослей. На фоне общего света и чистоты они казались воплощением темных сил и пробуждали желание держаться от них подальше. Единственное, что показалось Хомяку странным, так это то, что на острове начисто отсутствовал какой бы то ни было кустарник. Вообще. Здесь росли только трава, березы и невысокие густые ели — и все.

Впрочем, трава и березы — это не люди, ночью в дом не прокрадутся, из-за угла не нападут.

Махнув на остров рукой, Никита вернулся в ложку и сильными гребками погнал ее сквозь мелкий моросящий дождь к противоположному берегу. И только миновав середину реки, он вдруг осознал невероятность того, что видел всего лишь несколько секунд назад. Хомяк положил весло к себе на колени и позволил течению развернуть лодку кормой вперед. Все небо от горизонта до горизонта затягивала плотная облачная пелена. Над островом тоже шел дождь.