Цена заклятия - Роберт С. Стоун Страница 59

Удаляющиеся шаги растворились в тишине в тот самый момент, когда затих звон урны, а Холоакхан продолжал неподвижно сидеть в безмолвной сгущающейся тьме. Его мысли обратились к человеку по имени Сардос.

Поскольку Киринфа прожила на свете чуть больше двух десятков лет, да к тому же в ее жилах текла горячая кровь рода Джурин, спокойное созерцание и размышление не являлось тем способом, которым принцесса обычно пыталась разрешать проблемы. Конечно, самым разумным было бы спросить у отца или брата, что происходит. Действительно ли Крассус предатель? Будут ли они воевать? Но Киринфа уже давно смирилась с тем, что в Империи редко поступают разумно, а о прямых вопросах даже думать не стоило, особенно потому, что император Маллиох считал: политика — область, совершенно недоступная женскому уму. Упрямство отца приводило Киринфу в ярость, но Маллиох был слишком стар, чтобы менять свои убеждения. Ей ничего не удастся узнать от него.

Еще не так давно за новостями или утешением она могла отправиться к Кланноху. Он всегда с радостью делился с ней всем, что знал, но теперь и это изменилось. Киринфа удрученно подумала об их вчерашней стычке в кабинете принца. Ее младший брат с каждым днем все больше отдалялся от нее… и примерно так же рвался обсуждать с ней политические проблемы, как и сам Маллиох.

Значит, прямых путей не оставалось. И поэтому, спускаясь по довольно узкой винтовой лестнице, Киринфа решила избрать обходные пути. Еще будучи маленькой девочкой, принцесса выяснила, что самый легкий способ узнать, о чем на самом деле думают правители Индора, это затеять ссору, с этой задачей любые дети справляются с потрясающей легкостью. Киринфу огорчало лишь, что в возрасте двадцати трех лет она вынуждена прибегать к старым трюкам, но, к сожалению, это единственный способ, который может сработать…

«Спроси, — подумала она, — и ты ничего не узнаешь. Разозли — и любые секреты раскроются перед тобой сами».

Она спустилась по длинному пролету винтовой лестницы, не обращая внимания на эхо шагов Акмара, раздававшееся за ее спиной. Акмар находился при ней всю ее сознательную жизнь, и она обращала на него не больше внимания, чем на собственную тень. И тень, и телохранитель были одинаково безмолвны и, с ее точки зрения, одинаково бесполезны.

Лестница завершилась большим арочным проемом, через который Киринфа вошла в главный коридор дворца. Проход имел тридцать футов в ширину и столько же в высоту, стены, пол и потолок покрывали блестящие, отполированные плиты мрамора, украшенные изысканным геометрическим орнаментом. С искусностью истинных художников камнерезы Индора укладывали мрамор в цветные узоры, такие же красивые и сложные, как живописное полотно. Внизу, в холле, находились еще одни простые, но массивные двойные двери, которые вели в зал для аудиенций ее отца, именно туда и намеревалась отправиться принцесса. Но когда она подошла поближе, она услышала голос своего брата, доносившийся из соседней комнаты. Дверь была приоткрыта, и она заглянула внутрь.

Кланнох стоял спиной к ней, и все тело принца, казалось, наполнилось воодушевлением его собственной речи. Когда он перепрыгивал от одного слова к другому, острие его меча прыгало вверх и вниз, отбивая такт, словно дирижерская палочка. Киринфа отметила, что меч стал новой любимой игрушкой брата. Ни один из членов семьи Джурин не испытывал необходимости в ношении оружия — даже сквозь узкую щель между неплотно прикрытыми дверями принцесса могла разглядеть тень Сенза, телохранителя Кланноха. Киринфа подумала, что нынешнее пристрастие Кланноха к ношению меча в какой-то степени ставит под сомнение компетентность Сенза, и она не могла даже представить, какие мотивы двигали ее братом. Именно это острое раздражение, вызванное неразрешимой загадкой, и привело ее к мысли, что брат — более подходящая мишень для задуманного скандала, нежели отец.

Кланнох сделал шаг вперед, влекомый, как казалось, инерцией собственных слов, и Киринфе удалось бросить быстрый взгляд на слушателя, к которому брат обращал свою пламенную речь. Перед принцем совершенно неподвижно, такой же спокойный и холодный, как мрамор, которым были облицованы стены дворца, сидел огромный мужчина. Более семи футов ростом, он даже сидя мог смотреть в глаза юному Кланноху, не поднимая головы. Он был облачен в плотные одежды столь глухого черного цвета, что создавалось впечатление, будто они поглотили весь свет в помещении так же, как их владелец поглощал слова Кланноха, при этом тело мужчины оставалось вне поля зрения. Темные покровы окутали все: ничто — ни ступня, ни даже палец — не выступало из-под них, ничего, только бледное неподвижное лицо, видневшееся где-то поверх одежд. Лицо было испещрено морщинами, глубокими, как ущелья, глаза походили на черные подземные озера, и утонуть в них было так же легко. Лицо мужчины обрамляла густая грива волос, таких черных, что они полностью сливались с одеждой.

С Сардосом так всегда, покачала головой Киринфа. Вы никогда бы не смогли определить, где начинается и где кончается этот человек. Два года назад он появился ниоткуда и за считанные месяцы стал доверенным советником и принца, и императора, только Киринфа была бы вне себя от радости, если бы он убрался туда, откуда появился.

Но с Сардосом она ничего не могла поделать — человек казался таким же непоколебимым и бесчувственным, как гора, и так же, как от горы, от него невозможно было избавиться. И поэтому ее раздражение перекинулось на брата и еще вдвое увеличилось, когда она поняла тему его вдохновенного монолога — он яростно выступал против Чалдиса.

— Давно пора, — вещал Кланнох, и его волосы, собранные в короткий каштановый «конский хвост», подпрыгивали в такт словам, — суверенной Империи Индор вновь заявить о своих исконных правах. Терпеть позорный мир ненамного лучше, чем жить рабом!

Сардос не ответил на пламенную речь принца. На самом деле, часть неестественной атмосферы, окружавшей этого человека, происходила от его полной неподвижности. Даже когда человек сознательно хочет остаться неподвижным, он все-таки шевелится: его тело слегка покачивается, грудь вздымается и опускается при дыхании, веки подрагивают. Ничего подобного не происходило с Сардосом. При взгляде на него охватывало ощущение, будто его вырезали из того же камня, что и весь дворец. Но его глаза словно пожирали слова Кланноха. Киринфе даже почудилось, что они вытягивают из брата эти слова почти против его воли.

Однако раздражал ее все-таки Кланнох, а не Сардос. Киринфе не нравился новый, торжественный и все более напыщенный тон Кланноха. На два года моложе, брат всегда оставался для нее младенцем, и очень хорошеньким младенцем. Маленькой девочкой Киринфа уделяла ему много времени, бегая по всему дворцу и таская его за собой, играя в пятнашки и прятки, развлекая его маленькими трюками и розыгрышами. В течение почти двенадцати лет они оба наслаждались идиллическим детством, но детство неизбежно заканчивается, а для отпрысков императорской семьи оно заканчивалось довольно быстро. Когда Киринфа стала подростком, она быстро осознала, что, являясь принцессой рода Джурин, ее предназначение предопределено — скрепить браком один из наиболее слабых политических союзов своего отца, роль, против которой она взбунтовалась, начав изучать магию с Холоакханом, поскольку союзники Индора больше всего на свете боялись принять в свою семью волшебницу. Тем временем у ее брата начался напряженный процесс получения образования, необходимого для того, чтобы когда-нибудь он смог принять на себя бремя правления государством. Шли годы, у детей находилось все меньше возможностей поиграть вместе — официальные обязанности семьи Джурин отнимали все больше времени. Киринфа не могла точно припомнить, когда это произошло, но наступил день, и она осознала, что они уже не Киринфа и Кланнох, а принцесса и принц. Именно в этот день их дороги стали на самом деле расходиться.