Факультет рыболовной магии - Евгений Константинов Страница 59

– Да как такие мормышки могут быть лучшими! Это же мусор, а мусор выбрасывать надо.

– Нет! – Железяка закрыл мормышки рукой, по которой пришелся очередной щелчок гнома. – А-а-а!!! – еще громче завопил лекпин, однако руку от коробочки не убрал.

– Гр, зачем обижать моего друга! – горой навис над Четвеергом Пуслан. – Зачем мормышки, гр, ломать! Нельзя, гр! Это его!

– Да ладно, ладно, – заулыбался Четвеерг. – Я просто говорю, что лучше, если они сейчас сломаются, чем на рыбе. Тем более, во время соревнований. Тебе повезло, что на соревнованиях крупняк не брал, а то остался бы через пятнадцать минут после старта без крючков – что бы тогда делал?

– Все равно, – Алеф потер руку, болезненно морщась, – это мои мормышки.

– Твои, твои, – не стал спорить Четвеерг. – Только три из пяти, поверь мне на слово, можно смело вы бросить на помойку. Но вместо этого я предлагаю тебе обмен. Ты отдаешь мне эти три бракованные мормышки, если их вообще мормышками можно называть, и я отправляю их в нашу гномью гильдию Справедливости, чтобы эксперты выяснили, кто позорит честное гномье племя таким гнилым товаром. А взамен я раз решаю взять одну, ЛЮБУЮ мою мормышку на твой выбор!!!

– Любую из всех, что здесь лежат? – Железяка даже не понял сначала – соглашаться ему на такое предложение или нет, ведь, когда дело касалось какой-либо коммерции, гномы славились своим вероломством. В то же время мормышки Четвеерга выглядели настолько идеальными, насколько примитивными казались ему сейчас его собственные.

– Меняй, меняй, – подал голос Малач. – Этот тебя не обманывает.

– Хорошо, – решился Алеф. Он передал Четвеергу мормышки, после чего без особых раздумий выбрал себе «Де-е-да». И сразу положил его в коробочку, бережно завернул в тряпичку и убрал во внутренний карман жилетки, который застегнул на пуговицу.

– Эх, – сказал Четвеерг, ревниво наблюдавший за манипуляциями. – Самую ценную мою мормышку прикарманил.

– Гр, ты сам предложить, – сказал Пуслан.

– Предложить, предложить, – передразнил Четвеерг. – я же не думал, что он именно эту выберет.

– Уговор дороже денег, – сказала Ксана.

– Да знаю я, знаю, – вздохнул гном.

– Гр, а со мной будешь обменяться? – спросил Пуслан и, в свою очередь, достал коробку с мормышками.

– И со мной, – предложил Мухоол.

– Ну, давайте, поглядим на ваше барахлишко…

Начались бурные обсуждения, споры, торги. Обстановка за столом оживилась, все словно позабыли о событиях последних дней, о своих бинтах и ранах. Только Шермилло безучастно продолжал попыхивать трубкой, да Малач в каком-то оцепенении исподлобья наблюдал за честной компанией. На самом деле мысли эльфа роились, словно пчелы потревоженном улье. События-то были одно страшней другого. Случай в заливе Премудром, отравление Воль-Дер-Мара, исчезновение и, скорее всего, гибель Гатауля, шабаш гоблинов и порча, наведенная на Шермиллу, убийство дядюшки Чассока и тетушки Оманидэ, случай с Пусланом…

Из рассказа Пуслана выходило, что страшные раны, от которых он едва не умер, тролль нанес себе сам. То есть его живое отражение – морок, насланный на него неведомыми врагами. Пуслан дрался с Пусланом, и все удары, которые он наносил, доставались ему самому. В конце концов страх одолел настоящего тролля, и он побежал, а оглянувшись, увидел, что и противник его тоже убегает, оглядываясь.

Все это было очень плохо, все это попахивало достаточно сильным колдовством, причем колдовством даже не темным, а черным, которое было запрещено уже давным-давно.

И не просто запрещено, черное колдовство преследовалось как властями, так и всеми церковными концессиями. На ведьм с их бытовым колдовством власти закрывали глаза и принимали меры, лишь когда число жалоб на них становилось значительным. Ведьмы ведьмами, но до сих пор существовали приверженцы серой, темной и черной магии. Скрытно творили они свои гнусные обряды, кое-кто попадался и был посажен в застенок. Но такие случаи были единичны. Малач помнил, как на заре его юности был раскрыт заговор темных колдунов, все гнездо которых отправили в подземелье, и судьба их стала очень печальной – палачи не знали пощады и были особенно жестоки по отношению к незаконным колдунам…

И вот черное зло вновь начало себя проявлять. Прорыв, который раньше упоминался лишь в легендах, теперь грозил стать реальным кошмаром. Об этом знали лишь посвященные, а таких были единицы. Не далее как две недели назад один из самых мудрейших магов и провидцев, декан факультета рыболовной магии Кшиштовицкий, призвал к себе в дом Малача, Воль-Дер-Мара, Шермиллу и поведал о предстоящем испытании. По его словам выходило, что в самом ближайшем будущем на землю готовится Прорыв иных существ, глубоко чуждых практически всем существующим народам и расам. Поведал он и о том, что остановить Прорыв не сможет ничто и никто, кроме некой группы единомышленников, объединенной одной страстью, и что руководить этой группой предначертано именно им троим: эльфу Малачу, человеку Воль-Дер-Мару и коту Шермилле. Каждый должен будет взять под свою опеку по три существа, в каждом из которых заложены магические способности. Все они родились в один год, все будут поступать в этом году на факультет рыболовной магии, у всех общая страсть – рыбалка. Имена их неизвестны, но с каждым проявится некая связь. Когда эта связь проявится и каким образом, тоже никто не знает. Как неизвестно и то, когда проявит себя Прорыв и что именно он из себя представляет.

На посыпавшиеся от опекунов вопросы Эразм Кшиштовицкий не смог дать ни одного вразумительного ответа, потому что и сам ничего не знал. Сказал он только, что помочь им всем сможет ни магия, ни какие-то планы, ни какой-то расчет, а лишь интуиция, случай, везение.

Да-а-а… Случаев за последнее время произошло больше некуда. Везения, правда, никакого не наблюдалось. Однако с тройками существ, которые должны были быть приняты под опеку, многое прояснилось. Компания подобралась довольно разношерстная, но, наверное, в этом и был какой-то скрытый смысл. Без всякого сомнения, подопечными кота Шермиллы оказались лекпинка Ксана и вампир Курт, а вот имя третьего было пока неизвестно. В тройку Малача входил и его соплеменник Мухоол, гном Четвеерг и некая особа, находящаяся сейчас в его мансарде. Троицей Воль-Дер-Мара стали лекпины Железяка, Тубуз и тролль Пуслан.

Вот только Воль-Дер-Мар в своем нынешнем состоянии вряд ли мог выполнять роль опекуна. Впрочем, что в себе несет это опекунство, было неясно. Возможно, со стороны лично его, Малача, это было то, что он решил собрать всех вместе в своем доме. Из всех известных ему избранных отсутствовали только Курт и Воль-Дер-Мар, но и они должны были появиться с минуты на минуту. Малач посмотрел на часы. Приближалась полночь.

– Внимание! – обратился он к присутствующим. – Мне необходима помощь двоих из вас. Я прошу пройти со мной уважаемого Четвеерга и… вас, уважаемый Железяка.

– Гр, я тоже мог, – сказал тролль.

– И я, – в один голос сказали Тубуз, Мухоол и Ксана.