Самурай Ярослава Мудрого - Александр Ледащёв Страница 59

Ратьша промолчал, да Ярослав и не ждал ответа, говорил уже говоренное и знал, что тысяцкий с ним согласен.

– А что еще скажешь мне, Ратьша? – внезапно спросил Ярослав. – Не воротилась к Ферзю нашему память на киевских землях?

– Не думаю, княже. Я смотрел за ним. Не его это земли, или не помнит он их. Да и его там никто не признал, за этим тоже смотрел я, как мог. Не киевский наш Ферзь.

– Ладно и так. Тогда пусть завтра и начинает уных своих натаскивать, варягов-то прибыло. Не подсказать ли ему, чтобы еще уных взял?

– Думаю, княже, повременить надо с этим. Пока посмотреть, что с двадцатью уными Ферзь сделать сможет.

– И то верно, – согласился князь и закончил: – Ступай, Ратьша, отдыхай с дороги, вечером на пиру увидимся.

И Ратьша, поклонившись, исчез за дверью.

Князь же прошелся по горенке, остановился у небольшого окошка и посмотрел в небо. Ладная была задумка и кончилась ладно – Владимир просто дал понять, что шутки с ним шутить не стоит. Пока и впрямь не стоит. Пока.

Я не торопясь ехал по Ростову, ведя Хонду в поводу. Как ни странно, но мне постоянно кивали незнакомые люди, я же, само собой, кивал в ответ. То ли их так варяги достали, то ли еще чего – не знаю, я с этими людьми знаком точно не был. Но раз уж приветствуют, то придется отвечать, а как иначе.

Я даже постоял немного перед своими воротами, растягивая момент возвращения. Нет, что-то я и впрямь стал сентиментален. Старею, видать. Я решительно толкнул калитку и, войдя во двор, оттянул одну воротину, загоняя лошадей во двор. Поставил их на конюшне и, громко поздоровавшись, препоручил их Дворовому.

– Здравствуй, Дед! – громко произнес я, переступив порог. И был атакован своей грозной собакой, изрядно подросшей. Собака моя прыгала на меня, стараясь лизнуть в лицо, вертела неистово хвостом, так что я присел на корточки и обнял Графа. Тот вертелся, как косое веретено, выказывая свою бурную радость. Как-то для свирепой собаки даже и неприлично.

– По здорову ли, Ферзь? – отвечал появившийся немедленно Дед.

– Почти по здорову, Дед. Как тут дела-то были без меня? – спросил я у домового.

– Да в порядке все, Поспелка твой каждый день бегал, еду носил, – Дед ухмыльнулся. – Да и сейчас тут, спит, набегался. – Он указал рукой на лавку, стоявшую у задней стены.

– И не боялся он тебя? – рассмеялся я.

– Да я ж не пугал, да и не появлялся перед ним, была нужда. Боялся поначалу, потом приобвык – дети, они быстро ко всему привыкают. Как видишь, теперь даже спать тут не боится.

– Вижу-вижу. Прижился, пострел. – Я хотел было разбудить Поспелку, да не стал.

– А у тебя что нового, Ферзь? Да что ж я стою, дурак старый! – Дед спохватился и захлопотал, сбегал к Баннику, правда, пришлось мне натаскать воды, но зато я, наконец, попарился в своей собственной бане. Граф бегал за мной, только в баню я его не пустил, баловство.

Когда я пришел в избу, Дед уже разжег огонь и теперь накрывал на стол. Вскоре мы сели, наконец, за стол. Поспел явно бегал на торг каждый день, причем покупал еду на совесть, судя по свежести и богатству выбора.

– Спасибо, Дед, за то, что за домом присмотрел и за собакой моей. А нового у меня много, Дед. Прокатились вот до Киева, без дани, – продолжил я начатый разговор. – Думал, честно говоря, что Владимир за такие выдумки головы нам поснимает, но обошлось. В поле степняки нападали, пока ехали в Киев. Отбились кое-как. Владимир с нами сыну варягов прислал пятьдесят душ, думаю, намекает. А, еще меня убить пытались в Киеве. Неудачно, как видишь.

– Вижу-вижу, – пробубнил Дед. – А с грудью что у тебя?

– Да ничего вроде как, – я недоуменно покосился на грудь.

– Ты мне-то зубы не заговаривай, – нахмурился Дед. – Неладное у тебя с ней что-то, и не простуда пустая. Я тут помочь не могу, не учен такому, но болячку вижу, нехорошая совсем болячка-то. Тебе бы к знахарю какому сходить, из людей. Глядишь, что и присоветует дельного.

– Да тут, Дед, хоть иди, хоть не иди, а один конец, – отмахнулся я залихватски.

– Здорово придумал! – восхитился Дед. – Наплюй на все и жди, пока смерть придет. Ты, милок, головой не ударялся? За жизнь бороться надо, зубами держаться.

– Меня несколько иначе учили, – попытался я отойти «под дурачка», но не на таковского напал.

– Ты свое воинское житье с жизнью не путай. Не мог никто такому учить, чтоб просто человек сидел и смерти дожидался от болезни! – Дед так яростно посмотрел на меня, что я понял – дальше придуриваться не стоит.

– Да я и не знаю тут ни одного знахаря, – начал было я, но домовой снова перебил меня:

– Коли будет желание, то и знахаря сыщешь.

– А если он такой болезни не знает? Или не знает, что делать с ней? – упирался я. Ну не люблю по врачам ходить, да и кто любит?

– Тогда другого поищешь, третьего, десятого. Нельзя сдаваться, запомни это. А уж болезни уступить – пустое дело и глупое. Если и не вылечат, то всегда что-то сделать можно, хоть облегчить болезнь и протянуть подольше. Ты теперь не сам по себе, у тебя теперь и ученики, и хозяйство…

– И ты, – засмеялся я.

– Да, я тоже. И Дворовый. И Банник. И Овинник. И Поспелка твой, лошади и собака. Не так просто тебе, Ферзь, лечь и помереть. У тебя теперь много всего, за что ты отвечаешь.

– Мы в ответе за тех… – пробормотал я. – Да, Дед, ты прав. Подумаю, что с грудью делать.

– Только не тяни, – ворчливо пробубнил Дед. – А то и поздно станет.

– Так все плохо? – уточнил я, зная ответ. Но все равно продолжая надеяться, что ошибались мои врачи в том времени.

– Не больно хорошо, Ферзь, прямо скажу, – отрезал Дед, как ножом.

Тут проснулся Поспелка. Он не успел еще и сесть на лавке, как домовой растаял в воздухе.

– Наставник Ферзь! – закричал он и хотел было кинуться ко мне, но взял себя в руки и чинно поклонился. Это он правильно рассудил. Хочешь, чтобы всерьез принимали, веди себя по вежеству.

– Здравствуй, Поспелка. Гляжу, ты тут времени зря не терял. И с домом хорошо, и собака в порядке. Спасибо тебе, Поспелка.

– Да не за что, наставник, все старался делать, как ты велел. Только вот странно – еду покупал на троих и собаку, а она так и пропадала, как будто еще кто ее ел! – поспешил поделиться со мной важными новостями Поспелка.

– Все верно, Поспел. Втроем и ели. Ты, Домовой, Дворовый и собака еще, – ничтоже сумняшеся, поведал я государственному человеку.

– Как?! Настоящие? Домовой и Дворовый? – Поспелка широко распахнул глаза.

– Самые настоящие, – уверил я его совершенно серьезно.

– Эх, а я и не видел их. Не показались мне, – расстроился чиновник для особо мелких поручений.