Год Змея - Яна Лехчина Страница 58

«Зачем, ну зачем ты увел Оркки так далеко в прилесок?»

Ему следовало остаться у сторожевых огней, а не спускаться по холму, — если Тойву узнает, то Лутому придется худо. Но он больше не мог выслушивать разговоры других дозорных о звере-душегубе, и потому дышал сладким озерным воздухом. Ночь пошла на излом, по черной глади тек лунный свет. Спустя четверть часа Лутый рискнул подобраться еще ближе — бархатные воды колыхалось у самых его ступней: юноша снял сапоги.

За стрекотом сверчков и далеких костров он не сразу понял, что был не один. Ужалила мысль: кто-то пошел топиться. Либо Скали, либо Оркки Лис, — Лутому пришлось ползти вдоль камышей, шелестевших на слабом ветру. Уже приготовившись выскочить из зарослей, Лутый сощурился и рассмотрел лежащую на коряге одежду. И фигуру, стоявшую к нему спиной — вода лизала пояс, — крупную, но не мужскую.

Лутый не чувствовал себя мальчишкой, который подглядывал за обнаженной женщиной. Скорее он стал нежеланным свидетелем тайного обряда. В лунном свете кожа Совьон казалась белой, как звездное молоко, а полурасплетенная коса — чернее крыльев ворона. На какой-то безумный миг Лутому привиделось, что спину и руки женщины проела угольная озерная вода, — так его удивили расплывшиеся по телу Совьон пятна. Они были разных форм и размеров, будто смоляные кляксы, и расползались повсюду — по шее, обычно скрытой воротом рубахи, пересекали бок, чернили поясницу и, по-видимому, перебегали на грудь. Когда Совьон потянулась к своему плечу, Лутый заметил и пятно на правом запястье. Более блеклое, чем остальные, — сегодня женщина прятала его за тряпицей.

Все, на что хватило юношу, — прижав сапоги к животу, тихо убраться прочь.

* * *

Новое утро не сулило ему ничего хорошего. Лодыжки сдавила свинцовая тяжесть, а в горле было кисло, — Оркки Лис думал, что выглядел сейчас не лучше безумца Скали на Недремлющем перевале. Тоже шел, шатаясь, и сторонился разговоров. Отряд только просыпался, но Оркки повезло, и он отыскал Совьон у одной из дряхлых сосен. Глаза женщины еще были опухшими ото сна, но смотрела она по-прежнему спокойно и вдумчиво.

Оркки стиснул ее локоть пальцами и открыл рот, но вместо слов вырвался лишь сиплый свист.

— Отпусти меня, Лис. — Совьон нахмурилась, и Оркки подчинился. — Что тебе нужно?

Тот рассеянно оглянулся, но к соснам никто не шел.

— Спаси ее, — зашипел. — Я не знаю, кто ты, не знаю, откуда ты пришла, но проси у меня что хочешь и спаси Та Ёхо.

В старых ветвях глухо каркнул ворон.

— А все говорили о твоей рассудительности, Оркки Лис. — Совьон покачала головой. — Та Ёхо — моя подруга, и мне ничего от тебя не нужно. Я не могу ее вылечить.

— Почему?

— Не умею. У меня нет таких сил.

— Почему? — упрямо повторил он. — Тойву говорил, ты избавила его от кашля. Рана Та Ёхо не должна стать смертельной.

Совьон вздохнула и приблизилась к его уху.

— Не должна, — согласилась, — но станет.

Оркки Лис отшатнулся, словно она его ударила. А Совьон посмотрела за горизонт, и глаза ее были стеклянными.

— Клянусь, я сделала все, что могла. Но если я и вижу чуть дальше, чем другие, то знаю: мне не суждено помочь Та Ёхо.

Лицо Оркки исказилось. Мужчина покачнулся и упал бы, если бы Совьон не придержала его за плечо.

— Тогда кому суждено? — Он взревел от отчаяния — некоторые воины оглянулись. — Жертвы, проклятия, ритуальные песни и подношения — что может спасти ее, Совьон?

Женщина уже не отвечала и собралась уходить, но вдруг взглянула на Оркки так, будто впервые его увидела.

— Песни, — сухо повторила она, словно пробуя, как это слово шуршит на языке.

…Пока палатки грузили в телеги, драконья невеста сидела у озера. Ее полные белые ноги по щиколотку были в воде — девушка болтала ими, а ее рабыня устраивалась рядом на расстеленном шерстяном покрывале. На груди Рацлавы лежали две косицы — несколько волосков запуталось в нефритовых бусах. Ее длинные узорные рукава Хавтора уложила на подстилку — чтобы не запачкать сырой землей. Совьон с неудовольствием заметила, что неподалеку крутился прихвостень Оркки Лиса с приятелями, но останавливаться не стала.

— Здравствуй. — Рацлава вскинула белое лицо, когда услышала ее шаги. И попыталась улыбнуться.

Совьон встала сбоку и наклонилась, почти касаясь подбородком ее макушки.

— Ответь мне, драконья невеста. Я знаю, что певцы камня умеют не только разрушать, но и строить. Подчиняя волю, и ранить душу, и лечить ее. Но способны ли они исцелять тело?

Рацлава отвернулась и пусто взглянула на плещущееся утреннее озеро.

— Моя наставница умела. Ее песня могла крошить кость, а могла и срастить ее заново.

— Она научила тебя этому?

Рацлава рассмеялась и подняла пальцы в незаживающих порезах — рукав платья соскользнул с покрывала.

— Я всему учусь сама.

Ты не хуже меня знаешь, что я самозванка.

— Та Ёхо умирает, — тихо проговорила Совьон. — Если вылечишь ее, я верну тебе свирель насовсем.

Ноздри Рацлавы расширились, как у шакала, почуявшего кровь. Ей хотелось играть, так хотелось — но одновременно ее лицо стало растерянным.

— Я никогда не пробовала раньше. Не уверена, что смогу.

Совьон поняла, что девушка уже думала об этом. Но пересилил страх неудачи — что если Та Ёхо погибнет, а ее свирель опять прикажут сломать?

— Значит, попробуешь теперь, — спокойно произнесла Совьон и, сжав ладонь Рацлавы, осторожно подняла девушку на ноги. Всколыхнулась ткань ее рукавов — длинных-длинных, как у колдуний из сказок. — Ну же, идем.

От предвкушения у Рацлавы защекотало в горле.