«Попаданец» на престоле - Сергей Шкенев Страница 58

Наклоняюсь и шепчу через стол достаточно громко, чтобы смогли услышать все:

— Говорят, у некоего гвардейца нынче винтовка осечку дала?

Тучков, защищая подчиненного, пытается оправдаться:

— Сколько времени из боев не выходили, Ваше Императорское Величество! Такое только люди могут выдержать, а железо… оно бездушное, вот и подводит иногда.

— Все равно непорядок! И виновника непременно надо наказать самым строгим образом.

Толстой молчит. Вряд ли его можно чем напугать после марша из Петербурга в Ревель, тамошнего побоища и последних событий в городе. А вот Лизавета Михайловна сидит ни жива ни мертва, не смея сделать лишний вздох. Что нельзя сказать о ее матушке — та откровенно наслаждается действом, видимо, вспомнила семейную историю об устроенной Петром Великим свадьбе прадеда и прабабушки. Понятливая женщина, однако! И нет-нет да стрельнет глазками в сторону отца Николая. Уж не собирается ли она… вот чертовка. Хотя простительно — пять лет как вдова.

Но не дело делает, ох не дело! На батюшку у меня совсем иные планы.

— А ну-ка встань, вьюнош! — Красногвардеец поднялся и насупился. — Как же тебя казнить?

— Десять лет расстрела! — крикнул изрядно набравшийся Иван Лопухин. — Пусть Лизавета и расстреливает. Или он ее, если догадается чем!

— Дурак! — В старшего брата полетел соусник. — Феденька тебя самого… ой…

— А вот этого не нужно, чай, не французы! — Стучу ножом по графину. — Феденька, говоришь?

Как же забавно краснеют девицы! И отвечает шепотом:

— Федор Иванович.

— Нет уж, поздно оправдываться. Толстой!

— Я, Ваше Императорское Величество!

— Вот и наказание — берешь сию юную красавицу в жены! Заслужил пожизненное заключение! И чтоб завтра же обвенчались.

Неблагодарное это дело — загадывать наперед. Вот так строишь-строишь планы, а потом появляется что-то непредвиденное, и все летит в тартарары. Не получилось со свадьбой с утра: еще затемно в дом Лопухиных прибыл прапорщик Акимов с взводом егерей. Они доставили боеприпасы и две новости: обе плохие. Первая новость — у Кулибина и Ловица кончились химикаты для производства гремучего пороха, так что патронов к винтовкам не видать как своих ушей. Наскребли из остатков на последние полтыщи штук, а на требования новых отвечали исключительно грубо.

Второе известие поначалу показалось хорошим — Кутузов наконец-то овладел ситуацией в столице и выдавливает паникующего и лишенного общего командования противника из города. Есть, правда, кое-какая загвоздка… Именно отсутствие командиров не позволяет провести с англичанами и шведами переговоры о капитуляции. Михаил Илларионович даже взял на себя смелость и пообещал сдавшимся справедливый суд, но успеха не имел. Пришлось ему действовать грубой силой.

И вот сейчас неприятель, числом не менее трех тысяч, намерен пробиваться по единственно свободному пути — мимо дома Лопухиных. А сколько нас? Из красногвардейцев в строю только четырнадцать человек, остальные ранены. Взвод Акимова — еще тридцать, да я с Ефимычем. Итого… хреново!

— Ваше Императорское Величество! — Тучков взволнован. — Государь, вам необходимо срочно отойти в более безопасное место.

— Да? — изображаю удивление. — Никуда я не пойду, Александр Андреевич, тем более в одиночестве.

— В сопровождение будет выделено…

— Какое сопровождение, капитан? А ты с кем останешься?

Командир красногвардейцев помрачнел, но упорно стоял на своем:

— И тем не менее, Ваше Императорское Величество… Народ не простит, если…

— А не помолчать бы тебе, Александр Андреевич? Молод еще царям-то перечить. Vox populi нашелся! Я, между прочим, тоже народ!

— Воля ваша, государь, — отступился капитан. Только в выражении лица явственно читалось невысказанное: «Сволочь ты, а не народ!»

Да пусть думает что хочет, хоть матом ругается, все равно отсюда не уйду. Нельзя уходить по одной простой причине — сразу за заставой, в которую упирается улица, поставлены палатки полевого госпиталя. Восемь сотен человек. И тридцать штыков охраны. И пятьдесят патронов на всех.

В строительстве баррикады участия не принимаю, просто и скромно сижу на принесенном из дома креслице и перезаряжаю злополучные пистолеты. Справятся без меня, должны же быть хоть какие-то привилегии у августейшей особы? Тем более ранен и по возрасту старше всех. Даже Ефимыч, и тот оказался помладше на два года. Да, возраст… Плевать, все равно когда-то придется помирать, так почему не сегодня? И денек намечается солнечным и теплым. Лепота.

За спиной разговор на повышенных тонах. Оборачиваюсь — это Федор Толстой пытается прогнать невесту. Лизавета Михайловна переоделась в мужское, в руках сжимает фузею, древнюю даже по нынешним временам, и не собирается никуда уходить. Ну вот, пожениться еще не поженились, а ссорятся так, будто за плечами не одно десятилетие супружеской жизни. Может быть, им тарелки принести? Ладно, обойдутся, сейчас придут гости и перебьют не только посуду. А платить кто за все будет? Я?

Рядом объявился прапорщик Акимов. Если опять примется уговаривать отсидеться в тылу, начну ругаться. Не пойду!

— Ваше Императорское Величество, они идут!

Кто такие «они», можно не спрашивать. И откуда знает о приближении противника — тоже.

— Что там за ловушки установил? — показываю на поднявшиеся вдалеке черные дымные столбы.

— Так это, — гвардеец смущенно ковыряет носком сапога мостовую, — у Ивана Петровича немного греческого огня оставалось, вот я и подумал…

Оказалось, что прапорщик попросту заминировал предполагаемый маршрут продвижения противника — протянул через улицу тонкие шелковые нити, привязанные к бутылкам с зажигательной смесью. Уж не знаю, как удалось добиться, но стеклянные снаряды падали с крыш не только при натягивании, но и при обрыве. И даже если кому-то пришла в голову мысль обрезать растяжку, то… Судя по всему, так оно и получилось. Впрочем, нам это не слишком помогло.

— Приготовиться! — крикнул Тучков и оглянулся, как бы извиняясь.

— Ты здесь командир, Александр Андреевич! — Состояние капитана понятно — не каждый день под началом целый император.

Сначала показались шотландцы — даже в безнадежной ситуации хитрые англичане предпочли уступить славу первопроходцев, оставаясь во втором эшелоне. Шведы, скорее всего, замыкали колонну, принимая на себя удары кутузовского авангарда. Немногочисленные уцелевшие волынки еле слышны в слитном реве бросившихся на баррикаду горцев. Бегут не стреляя, только выставили штыки. Кончились патроны?

— Пли!

Тучков еще что-то кричал, но бабахнувшая справа фузея оглушила так, что в ушах звон, сквозь который еле-еле пробивается девичий визг.

— Я попала! Попала! Попала! — Лизавета Михайловна с самым восторженным и одухотворенным лицом забивает в свое орудие новый заряд. Шомпол в тонкой изящной руке выглядит почти как лом. — Феденька, смотри!