Психея - Ellen Fallen Страница 58

В последнее время я стала очень ценить тишину и покой. Отрешившись от мира, находящегося снаружи стен этой больницы, мне было намного легче. Приятные тона обоев, мягкая постель, сон и еда в определенное время. Никакой информации извне, новостей, вспышек камер… ничего. Восемь месяцев в лечебном учреждении, как ни странно, утешили меня и успокоили. Я не хотела возвращаться в реальную жизнь. Это было слишком.

Восемь месяцев назад после похорон моих родителей я заперлась в своей квартире на долгих три недели. Каждый день мне делали доставку на дом — минимум еды и максимум спиртного. Очень много. Я даже не успевала протрезветь, как заливала в себя без разбора. Мое тело с каждым днем все больше истощалось, а разум продолжал работать в загнанном в рамки режиме и много думать. Каждый раз я просыпалась в грязной квартире, где придется… пол, диван, ванная. Дошло все до того, что я блевала и тут же запивала спиртным, через силу заливала его в себя, чтобы забыться. Но это не помогало. Передо мной все время появлялись воспоминания широко распахнутых мертвых глаз моей любимой мамочки и запрокинутая голова папы. Боже, как же я по ним скучала…

Когда я была в агонии, мне казалось, что я слышу звук колес инвалидной коляски, подъезжающей ко мне, теплую любящую ладонь отца и нежные объятия мамы. Я разговаривала с ними, извинялась за свое поведение, просила прощения за все, что делала. За байк, который угнала, лак для ногтей, размазанный по столешнице, первое свидание, когда не пришла ночевать, и мои родители искали меня всю ночь по всем городу. Слезы… их было столько, что мои глаза не успевали высыхать.

Однажды в пьяном угаре я разбила телевизор артефактом из той чертовой пещеры, когда на экране показывали моих родителей и зверское убийство, произошедшее в их доме. Я ненавидела себя за то, что не попрощалась с ними, не позвонила, когда они обрывали мой телефон. Я медленно и намеренно убивала себя. Вина уничтожала меня изнутри, выедала, как гнилое яблоко червь.

В один из дней я не смогла подняться с пола, ноги отекли, руки тряслись, и меня очень напугало то, что не смогла вспомнить имя папы. Мне стало очень стыдно перед ним за свою пропитую память, тогда я позвонила в первую попавшуюся лечебницу для людей, страдающих от алкоголизма и затяжной депрессии.

Подписать документы на добровольное лечение и признать правоту слов Гранта, с этим сложно было смириться. Но я это сделала — нашла в себе силы признаться, что мне нужна помощь врачей.

Я не очень хорошо помню первое время моего пребывания здесь, единственное, что от меня требовалось, это открывать рот и принимать таблетки. Истощенное тело постепенно приходило в норму, как и нервная система. Единственная моя прихоть или каприз — это отделить меня от людей. У меня не было желания общаться, с кем бы то ни было обсуждать случившееся. Я старалась своими силами прийти в себя.

И только неделю назад я впервые сама нарушила месяцы молчания, попросив персонал дать мне телефон для пары звонков. Первый, кому я позвонила, был проверенный адвокат нашей семьи. Мне нужна была доверенность, которую отправят на нужный адрес. Второй видео звонок оказалось сделать труднее. Грант Меллон был единственным из тех, кого я знала из прошлой жизни. Когда еще мой мир не рухнул. Он писал мне, когда я тонула на дне бутылки, приезжал и долбился в дверь, но на тот момент я не хотела контакта ни с кем. Тем более с ним.

Да и сейчас я, возможно, не позвонила бы ему. У меня не было времени разбираться, кто он. И как такое вообще произошло. Но он был тем самым, кому я доверяла. Единственным.

— Мисс Уиллис, вы спуститесь вниз? — Я поворачиваю голову по направлению к двери и смотрю на молодого медицинского работника, он здесь новенький и, зная мою карту, он впервые разговаривает со мной.

— Если это возможно, могу я вас попросить пропустить его в палату? — Я приподнимаюсь с кровати и убираю спицы и пряжу в сторону, аккуратно сворачивая странного вида шарф.

— Конечно. — Парень исчезает за дверью, я встаю и обуваю домашние угги, плетусь старушечьей походкой в ванную комнату и чищу зубы. Проведя несколько раз щеткой по волосам, собираю их в косу.

Здесь нет зеркала, я боюсь встретиться со своим вторым я. С отражением оно пугает и не дает забыть.

Я слышу тихий стук в двери и выхожу в комнату, когда Грант просовывает свою голову внутрь. Он рассматривает внимательно мое лицо и вытягивает из-за спины одну руку, в которой зажат аккуратный букет роз редкого сорта Джульетта, завернутого в состаренную бумагу. Мой рот приоткрывается, но он не дает мне ничего сказать, прижимает к себе так, что мои кости хрустят. И я не собираюсь жаловаться, так я, по крайней мере, чувствую, что жива.

— Как же я рад тебя видеть, Андреа. — Я крепче прижимаюсь к нему щекой, слушаю его гулко бьющееся сердце, закрыв от наслаждения глаза. — Ты пряталась от меня, и я не знал, куда себя деть, только бы помочь.

— Спасибо, что пришел. — Я отодвигаюсь от него, слегка махнув головой, забираю цветы и кладу их на столик. — Только не спрашивай, как я себя чувствую, — предупреждаю его заранее. — У тебя есть возможность помочь. — Тревога в его глазах испаряется, теперь он ждет, что я воспользуюсь своим положением больной и разрушенной. И, в некотором роде, он прав.

— Ты хочешь все знать? Не так ли? — Кажется, он чувствует меня, как никто другой. — Я опять сделаю тебе больно.

— Тут пусто, и ты об этом знаешь. — Я показываю на свою грудную клетку, чувствую себя лишенной души, как он и говорил. — Расскажи.

Грант берет стул, садится напротив меня, протягивает ко мне свои теплые ладони, согревая мои ледяные пальцы.

— Я получил твою доверенность и продал дом и квартиру, все деньги перевел в приюты для брошенных животных, как ты и хотела. После этого был в полицейском участке, мне показали съемку с видео камер. Не было борьбы. — Он прячет глаза, сосредотачиваясь на наших переплетенных пальцах. — Перед тем, как покончить с собой, Джаред посмотрел на камеру, он освободил тело и теперь может быть где угодно.

— Кристалл, висевший на его шее, — это и есть тот самый элемент с легенды? — спрашиваю его. — Душа и память Психеи?

— Да и кристалла не было, когда полицейские забрали его. — Я освобождаюсь от его нежных прикосновений, вытаскиваю плед из под подушки, накинув его себе на плечи, ложусь на кровать, сворачиваясь клубком, поджав ноги. — Он надеялся, что ты прикончишь себя, не выдержишь.

— Я была близка к этому, — признаюсь ему.

— И что остановило? — Он внимательно смотрит на меня.

— Тогда он бы выиграл, — отстранено говорю я.

Грант встает со стула, ставит его на место, забирает цветы вместе с вазой и направляется в ванную комнату. Я не двигаюсь, боль, поселившаяся внутри, ноет, саднит, она такая ощутимая и реальная. Джаред жестоко убил моих родителей, лишив меня самого дорогого. А ведь однажды и сам являлся для меня родным человеком. И этот факт режет меня на куски без ножа. Мужчина возвращается с цветами в вазе и ставит их на столик рядом со мной. Я чувствую их свежий аромат и с удовольствием втягиваю носом воздух.