Страж ее сердца - Оливия Штерн Страница 58

— Да ты посмотри на него, это ж страж. Как бы тебе не навредил, моя девочка.

Изумрудная красавица поймала взгляд Мариуса и улыбнулась — нехорошо так, многообещающе.

— Он уже вставал? — спросила она у Алайны, ничуть не смущаясь того, что предмет обсуждения находился тут же и пребывает в сознании.

— Нет, — тихо шепнула Алечка и опустила глаза, — он очень плох.

— Еще бы, — с непонятным удовлетворением прошелестела изумрудная птица, — честно говоря, я вообще не понимаю, зачем он тебе понадобился. Пошли бы на рынок, выбрали бы… Несколько дней назад я там была, видела отличного, породистого блондина.

— Мне не нравятся блондины, — едва слышно прошептала Алайна.

Изумрудная еще раз окинула Мариуса пронизывающим холодным взглядом, не забывая при этом улыбаться Алайне.

— Ну и ладно. Может, и этот не плох. Если выживет.

А потом, походя, провела по обнаженной груди Мариуса костяшками пальцев. Он только зубами скрипнул, едва не заорав от неожиданной, режущей боли под повязкой. Ему показалось, что эта яркая красавица запустила прямо ему в мышцы свои черные загнутые когти, и отрывает пласт мяса. Он дернулся, вцепился в простыни, балансируя на грани обморока.

— Ну вот, рана открылась. — Опечаленно произнесла изумрудная дрянь, — боюсь, не жилец.

На этом действительность схлопнулась, унося Мариуса в никуда.

* * *

Он приходил в себя долго и как-то тяжело, выдираясь из забытья, словно собирая самого себя по кусочкам, медленно выныривая из отвратительной холодной жижи. Вверх, к блеклому свету. А потом услышал, как рядом кто-то тихо плачет. И почувствовал, что в его руку вцепились тонкие горячие пальцы.

Мариус втянул воздух, облизал совершенно пересохшие, растрескавшиеся губы, и на выдохе позвал:

— Аля.

— Да, я здесь, — всхлипывает где-то сбоку.

Взгляд фокусировался неохотно, но потом Мариус все же увидел ее — бледную, совершенно изможденную, с заплаканными глазами.

— Не плачь, — с трудом дотянувшись до нее, погладил по щеке, — все будет хорошо.

— Но ты… ты чуть не…

Мариус поморщился. Зеленая гадина в перьях приложила его знатно. Оставалось только гадать, как так получилось, что магия этих земель досталась только ей, и почему об этом никто не догадался раньше.

— Ничего, — прошептал он, — все равно я жив, и больше не позволю с собой играть.

Он запустил пальцы в мягкие перья на голове Алайны, притянул ее к себе и прижал щекой к груди. Она дрожала, давя рыдания.

— Почему ты плачешь?

Мариус принялся неспешно гладить ее по шее, по плечам — куда дотягивался. Перышки под пальцами были мягкими, шелковистыми.

— Но ты…

— Испугалась из-за того, что я потерял сознание?

Алайна затрясла головой, что должно было означать согласие.

— Дай мне, пожалуйста, воды, — тихо попросил он. На большее просто не было сил.

Она резво подскочила, бросилась куда-то вбок и вернулась уже с полной кружкой. Затем осторожно подсунула руку ему под затылок, помогла приподнять голову. Мариус дотянулся до посудины и долго пил, наслаждаясь вкусом. Потом снова откинулся на подушку, посмотрел на Алайну.

Его птичка была расстроена. Нет, его синяя птичка была в панике, в отчаянии.

Так ведь не трясутся над человеком, к которому ничего не чувствуют? Хотелось бы верить.

Алайна шмыгнула носом, потом промокнула глаза краем своего одеяния.

— У тебя снова рана открылась, — пробормотала она.

— Еще бы. — Он вздохнул. Там, где плоть срослась, регенерировала, снова нешуточно пекло. — Вот сука.

— Что? — серые глаза Алайны непонимающе уставились на Мариуса.

— Кто была эта зеленая, что с тобой сюда приходила?

Перья на голове девушки смешно встопорщились, да и вся она нахохлилась. Даже на почти голеньких предплечьях крошечные перышки стали дыбом.

— Это Велейра, королева. Нынешняя жена моего отца.

— И искать долго не пришлось, — прокомментировал Мариус, — как она к тебе отнеслась, Алайна?

Она пожала плечами.

— Очень радушно приняла, а что? Арианна, правда, предупреждала, что про Велейру странные ходят слухи. И чтоб я ей ничего из своих вещей не давала.

— Правильно предупреждала, — Мариус выдавил улыбку, нащупал руку Алайны и сжал ее, — это королева хотела тебя убить, маленькая. Похоже, она здесь — единственный маг. Или не единственный. Но меня убить явно хотела.

— Так это она? — глаза Алайны округлились, — но как же так, Мариус? Надо… отцу сказать.

— Не надо никому ничего говорить, — он легонько потянул к себе птичку. Почему-то хотелось, чтобы она лежала на его груди. И плевать на рану, она, невзирая на старания королевы, скоро затянется.

Когда голова Алайны умостилась на его плече, Мариус подсунул руку под крылья, обнял девушку за талию и прижал к себе.

— Так бы и лежал вечно.

— Не надо… вечно… не надо так говорить.

— Брось, куколка. Со мной ничего не случилось.

Несмотря на свое совершенно плачевное состояние, Мариус не мог не чувствовать все горячие округлости девичьего тела: и грудь, спрятанную под перьями, и твердый, подтянутый живот, и стройные бедра.

— Мы никому ничего не скажем, — прошептал он, зарываясь носом в шелковистые перышки за ее ухом, — но сделаем так, чтобы у дряни больше не возникало соблазна себя так вести. А заодно выясним, нападение на тебя — это ее рук дело или нет.

— Что ты задумал? — Алайна приподнялась на локте, заглянула в глаза.

— Мы ее обыграем, — сказал Мариус, — видишь ли в чем дело, птичка… Королева, конечно, сильна. Но ее некому было здесь учить, как правильно обращаться с магией Пелены. А меня, не рожденного мага, учили. Вообще, учили, как правильно работать с энергетическими полями и потоками, как ставить заклинательные структуры и как распечатывать структуры, которые были оставлены другими. Магистру было нужно сильное войско, и он его создал… Не подумав, правда, что будет, если войско повернет против него. Я сделаю для тебя одно заклинание, маленькая, которое решит все наши возможные проблемы.

И снова прижал ее к себе. Потом не удержался от соблазна, провел ладонью по крепкой ягодице. Алайна возмущенно пискнула.

— Ниат Эльдор.

— Что такое?

— Что вы себе позволяете?

Смех рвался даже сквозь совершенное бессилие и боль.

— Но позволь, милая, не ты ли обещала своему отцу внуков? Даже не одного, а много?

— Я…

Любоваться смущенной Алайной тоже было приятно.