Ведьмин Лог - Мария Вересень Страница 57

– Ух и тяжелый! – жаловалась Ланка. – Как бы грыжа не выскочила!

И я ее понимала. Тяжело было до слез и бросить было страшно. Вот сожрут его – и ходи потом с грузом вины до самой старости. Дураку ж понятно, что это не медведь гуляет.

Черный от копоти Пантерий сказал что-то похожее на «Й-ех!» и сел посреди обгоревшей полянки, а потом тихо завалился на бок. От хуторков прытко бежал народ с кольями и вилами, но разгулявшихся мертвецов уж не было и в помине. Только по окраине лужка валялись обугленные косточки. Фроська изо всех сил улепетывала, пытаясь на ходу сообразить: что ж это такое было? По виду белый зверь походил на медведя, однако не бывает от медведей такой волны жара. Что-то рвануло во все стороны. Перебрав все небогатое количество вариантов, она сообразила, что это дал о себе знать колдун, и зябко передернула плечами.

– Все, – сказала я, устало плюхаясь задом на придорожный камень. Тащить Илиодора последние десять шагов было сущим наказанием. По дороге метался народ, среди которого я увидела Сашко и Маргошу. Вяло махнула рукой и расслабилась, понимая, что вымотана до предела. «Зато спина не болит», – попробовала я утешить себя. Ланка села рядом, тяжело отпыхиваясь.

– Ну вы как, поймали Фроську? – спрыгнула с телеги Марго.

– Да как тебе сказать… – начала было дипломатично Ланка.

– Мы ее даже не видели, – отрезала я.

Народ вдалеке зашумел, заволновался, и я по восклицаниям поняла, что прославленные дурневские архиведьмы совершили очередной подвиг, усмирив целое кладбище упырей, ни с того ни с сего поднявшихся средь бела дня.

Бабуля же вынырнула оттуда, откуда мы совсем не ожидали. Раздвинула ветки придорожных кустов, с ехидцей посмотрела на нас, убедилась, что живы, и снова растворилась в стремительно чернеющем лесу, откуда через минуту, пристыженные и виноватые, вышли Серьга с Селуяном.

– Ну, чего расселись? Трогаем? – раздалось у нас за спиной.

Мы с Ланой удивленно оглянулись, видя, что бабуля уже гордо восседает на телеге с поводьями в руках.

– У! – сказала Ланка.

– Сущая ведьма, – подтвердила я. Вставать совершенно не хотелось, а на лбу еще и зрела шишка.

В «Веселую ночку» мы явились так: сначала Митяй внес Васька и протопал мимо хозяина, не замечая его, прямо в комнаты боярина; следом нес самого боярина Серьга, а за Серьгою вошел Селуян с Илиодором на плече. Последней вошла Ланка, держа для разнообразия на руках кошку.

– А с вами еще мальчик был, – вспомнил хозяин «Веселой ночки», и, словно дожидаясь его слов, дверь скрипнула, и на пороге показался Сашко с прокопченным мальчиком на руках.

– Ваше? – лицемерно поинтересовался он.

Черт застонал и картинно свесил руку, заставив всех кухарок засуетиться и забегать.

Умывалась я без всякого желания, к тому же голова разболелась так, что, встреться мы сейчас с Подаренкой, я сдалась бы без боя – попросту не смогла бы прочесть ни одного заклинания. То ли от переживаний, то ли от ломоты во всем теле, но уснуть я никак не могла, а стало быть, и сестрице не давала, лежала бревном, тупо пялясь в потолок, и канючила:

– Не поймаем мы так Подаренку.

– Почему? – зевала во весь рот Лана.

– Потому что бестолково все как-то. Этак мы ее десять лет ловить будем.

– С чего б десять? – вяло возражала сестрица. – Она ж вон какая наглая, я думала, что за десять верст сбежала, а она рядом трется, словно ей тут медом намазано.

– Вот это тоже не понимаю, – нудила я, – неужто она всерьез думает Ведьмин Круг в одиночку одолеть?

– А чего ты хочешь от лягушки помойной? Мозгов-то нету! – хмыкнула сестра.

За стеной игриво взвизгнули и завозились. Я насторожилась:

– Чего это?

– Ну дак Илиодор твой очнулся, – улыбнулась невидимая в темноте сестра, – ему как раз нюхательные соли несли, когда я воду выплескивала. А у него этот… хватательный рефлекс гипертрофирован.

Я минуту помолчала, а потом вдруг сообразила, что уже сплю, и снились мне одни медведи, которые танцевали со мной в обнимку, самозабвенно рыча: «Бася».

Утром случился конфуз. Гаврила Спиридоныч, Серебрянский князь, кое-как успокоивший малгородцев и отправившийся себе потихоньку за Мытным, в надежде, что сумеет усмирить этого молодого буяна, если тот еще что-то учудит в его землях, – явился на постоялый двор. Он был румян и улыбчив, как весеннее утро, поскольку слухи ходили самые радужные. По этим слухам, боярин не только распустил войска, о чем, впрочем, Гаврила Спиридоныч знал еще вчера, но и примирился-таки с ведьмами, по крайней мере с самыми важными.

У Мытного болела голова, зелье, выдуманное когда-то Васьком и Афиногенычем, давало жуткий похмельный эффект, что во времена шальной юности разбойникам было на руку. И Адриану казалось теперь, что в голове поселился настойчивый и нудный дятел. Он плохо понимал гудящего и радующегося Гаврилу Спиридоныча, и на его бодрый вопрос, где поселились Рогнеда с Августой, Адриан честно ответил:

– На дне Шалуньи, – и сунул ему список подвергнутых утоплению малгородских ведьм, где Рогнеда и Августа значились как «ворона и мышь, умершие по естественным причинам».

Гаврила Спиридоныч загрустил, видя состояние Мытного и зная, как бессмысленно искать правду среди нагромождения сплетен. И решил, что разберется с этим попозже, хоть и сильно переживал за все, что творится в его землях. Серебрянск был вообще местом гиблым, и сколько ни тужился князь, так и не мог представить, что же замечательного нашли когда-то народы эльфов в холмах, заросших полынью, и серебристо-серых тополях. Конечно, с годами они поняли свою ошибку и убрались отсюда, но предки Гаврилы Спиридоныча оказались не так сообразительны. Позарившись на сказочные замки, они как-то упустили из виду, что крестьянствовать на этих тощих землях невозможно. Вот и жило теперь княжество одним-единственным доходом – широким златоградским трактом, в ужасе думая о тех днях, когда замирятся буйные западные соседи и купцы пойдут на юг по удобным широким рекам.

Гаврила Спиридоныч собрался было задержаться, перекусить, а там, глядишь, и Мытный придет в себя. Хозяин трактира уже любезно улыбнулся, ожидая, что вот сейчас дорогой гость решится, да тут со второго этажа, где заселились приезжие бояре, вдруг заорали басом:

– Етить твою…!!!

И безвестный героический мальчуган пролетел по лестнице вниз, сметая и кабатчика, и князя, ворвался на кухню, откуда тотчас понеслись истошные кухаркины визги. Ворвавшийся следом за мальцом народ оторопел, увидев, как парнишка жадно грызет вырванный из рук поварихи окорок, запивая его большими глотками дорогого златоградского вина из ведерного бочонка. Живот его раздувался на глазах, содержимое бочонка убывало, а малец, резво сгрызя окорок, начал хватать прямо со сковород горячие блины, из мисок – упревшую кашу горстями и вчерашние пирожки, которые давали работникам.