Паника-upgrade. Брат Бога - Александр Мазин Страница 57

Парусник закачался на мелкой волне.

Но воздух вокруг был неподвижен и вязок, как мед в сотах.

Таррарафе очень медленно поднялся, огляделся, подошел к борту, посмотрел вниз, взявшись рукой за натянутый шкот.

Поверхность воды у левого борта волновалась. Будто кто-то помешивал там, в глубине, огромной ложкой.

И еще – свечение.

Тусклое, трудно различимое свечение, непохожее на то, что видел когда-либо Таррарафе. Хотя мало ли что или кто может светиться в теплых тропических водах?

Страх, который подступил к Таррарафе, говорил о близкой опасности, смертельной опасности. Но не указывал, откуда она придет.

Тусклое свечение внизу между тем становилось ярче. Из серого оно стало зеленоватым. Нечто поднималось вверх, нечто огромное…

Масаи ждал. Единственное, что он мог.

Внезапно море вздулось огромным водяным пузырем.

Парусник отшвырнуло в сторону, едва не положив набок.

Таррарафе повис, вцепившись в шкот, – брызги хлестнули по его спине.

Кораблик на секунду застыл в шатком равновесии, почти касаясь парусом взбурлившей воды, а потом очень медленно, с протяжным скрипом выпрямился, качнулся в обратную сторону, подпрыгнул, но уже не так резво, и выровнялся, продолжая приплясывать на короткой волне.

Там, где прежде под водой масаи видел свечение, теперь над черной поверхностью моря встал флюоресцирующий холм. Зеленая желеобразная масса, похожая на гигантское скопление гниющих водорослей. И пахла масса так же, как пахнет куча водорослей, выброшенная штормом и еще не успевшая превратиться в сухую труху под лучами солнца.

Да, масаи никогда не видел ничего подобного.

Страх его утроился и, как бывало всегда, обострил чувства и удвоил силы. Но Таррарафе по-прежнему не мог сражаться. Он мог только смотреть.

Зеленая масса была никак не меньше двадцати метров в поперечнике. От центра ее расходились в стороны толстые «жгуты». Расходились и исчезали в глубине, причем свечение их под водой странным образом становилось ярче, чем на воздухе. Посередине же, примерно футах в тридцати от деревянного борта парусника, флюоресцирующая масса вспучивалась бугром высотой в половину мачты.

Внезапная догадка заставила внутренности Таррарафе сжаться. Это было не скопление водорослей или что-то подобное. Это – живое существо, животное…

За спиной масаи кто-то засопел. Белый. Значит, он не вывалился за борт, когда лодку едва не опрокинуло. Таррарафе не испытал того облегчения, какое почувствовал Веерховен, обнаружив, что масаи – здесь. Таррарафе не привык радоваться человеку, если человек не был его другом.

Что же перед ним? Гигантская медуза?

Таррарафе мысленно обратился к духам-покровителям…

Но духи молчали.

Масаи и не надеялся на ответ здесь, посреди океана.

Странная масса пришла в движение. Она поворачивалась.

Расходящаяся волна встряхнула парусник и поставила его кормой к непонятному существу. Край паруса закрыл масаи обзор. Он выпустил шкот и быстро пробежал несколько шагов к корме. Запах гнили бил в ноздри.

Белый опять оказался позади, дышал в затылок. Это отвлекало. Масаи хотел жестом приказать белому отойти, но тут произошло то, что заставило Таррарафе напрочь забыть о белом. Он увидел глаз.

Существо поворачивалось, поворачивался огромный бугор в центре. И на бугре этом вдруг появился глаз.

Огромный, багровый, несомненно видящий Таррарафе.

Страх заставил масаи оскалить зубы: сейчас произойдет!

– Кракен! – прошептал белый за спиной.

Белый узнал чудовище. И знал слово, которым белые называют этот Ужас. Белые знают много слов. Слов бесполезных, когда дело идет о жизни. И смерти. Таррарафе не знал имени чудовища. Но чудовище знало имя масаи. Оно явилось, чтобы забрать его с собой!

Второй глаз вспыхнул во тьме. Такой же багровый. Теперь оба глаза смотрели на Таррарафе. Так смотрит обезьяна. И человек.

Позади раздался щелчок. Потом еще один. Боковым зрением масаи увидел руку белого, держащую пистолет с длинным стволом. Белый пытался стрелять в Ужас.

Глупый белый!

– Ты пришел! – крикнул существу Таррарафе. – Возьми же меня!

Страх пропал. Масаи больше не боялся. Огромные, как луны, глаза уже овладели им. Они проникли внутрь, взяли мысли. Таррарафе понял: гигант следит за ним.

Масаи должен стать пищей чудовища. Таррарафе знал, кто отдал его морскому чудовищу. Но он не жалел о том, что развернул лодку. Лучше быть мертвым воином, чем живым трусом.

– Бери меня! – приказал он чудовищу.

Огромное, толщиной со ствол столетнего дерева щупальце поднялось из воды, потянулось к Таррарафе, шагнувшему навстречу. Масаи встал на краю палубного настила, слева от надстройки. Он смотрел на красные глаза и не видел, как щупальце поднялось над ним – выше верхушки мачты – и упало сверху.

Раздался треск дерева – рухнула кормовая надстройка. Лодка прыгнула, как испуганная зебра, но Таррарафе стоял, а щупальце застыло, повисло прямо перед ним. Масаи видел круглые темные присоски и что-то вроде когтя на конце щупальца. Мгновение – и конец этот толщиной с хобот слона обвился вокруг масаи.

Таррарафе не почувствовал боли. Ни в тот момент, когда чудовище схватило его, ни когда, взметнувшись вверх, щупальце перевернуло масаи головой вниз и раздробило затылок Таррарафе, ударив о корму парусника…

…Когда щупальце кракена с шумом вырвалось из воды и потянулось к ним, Веерховен успел отскочить назад.

Но этот болван-негр остался на месте. Тварь схватила его и грохнула головой о борт так, что мозги брызнули наружу. Чудовище еще раз ударило мертвым телом – на сей раз по обломкам кормового навеса.

«Взбесившаяся тварь утопит лодку!» – пришла паническая мысль.

Сначала Веерховен решил затаиться: может, кракен сожрет негра и успокоится? Да и что такое человек для такой громадины!

«Ну, ладно, дрянь, – прошептал Рихард, – сейчас ты схлопочешь…»

Он швырнул на палубу бесполезный (как он мог забыть о фокусе желтокожего?) парабеллум. И бросился к противоположному борту. Трясущимися руками Веерховен откинул крышку ящика. Он дрожал. Но не от страха – от ярости.

Тварь снова грохнула по корме, палуба дернулась под ногами, и Веерховен упал, ударившись коленом.

– Ну, падаль, сейчас! – пообещал он, присоединяя магазины к обоим автоматам. – Ну, ладно, срань!

Уперев в правое плечо приклад «Калашникова», Веерховен прижался спиной к мачте, передвинул рычажок на непрерывный огонь, поймал прицелом багровый глаз кракена и нажал на спуск. Рихард трясся и орал, ствол прыгал из стороны в сторону, но он не отпускал крючка, пока все тридцать пуль не вошли в проклятую башку.