Теневые игры - Ксения Чайкова Страница 57

- Ладно, знай мою доброту! Слушай так. Но за это ты потом мне песенку споешь.

- Чего?! - поразилась я, не зная, что и подумать. Великим умом Торин никогда не отличался. Но уж настолько раньше все-таки не дурел. То пляши ему, то пой… Что он еще потребует? Похоже, великое потрясение под названием "участие в турнире" все-таки не прошло для Лорранского-младшего бесследно. Тело-то, возможно, мы с Цвертиной и сберегли, а вот рассудок явно тронулся.

- Песенку,- совершенно спокойно пояснил нахальный Торин,- Коротенькую какую-нибудь, но красивую. Цвертина говорила, что у тебя отличный голос.

- Чтоб ты сто лет жил! А балладу на пять часов не желаешь?! - взвилась я, с трудом удерживаясь от искушения цапнуть своего клиента за шкирку и как следует потрясти, как нашкодившего котенка. Но какими же могут быть коварными те, кто считается друзьями! Какие еще мои маленькие тайны успела выболтать аристократенку магиня?! - Не хочешь ничего рассказывать - не надо!

- Да ты не нервничай,- пошел на попятную Торин, увидев, как с моего плеча снялась преисполненная боевого пыла Тьма. Разумеется, даже неумный граф понимал, что моя вонато на него не нападет, но одно дело понимать и совсем другое - видеть демона, с азартным клекотом кружащуюся над его макушкой и, кажется, уже примеривающуюся снять скальп.- Моему отцу да магине своей спасибо скажи - они сумели все устроить, причем совершенно независимо друг от друга. Так что ты в тюрьму даже два раза сходить сможешь - сегодня и завтра. Конечно, к такому заключенному так просто пускать не положено, но деньги и влиятельные друзья могут многое.

- Так это же замечательно! - взвизгнула я, хлопая в ладоши. Попадись мне в тот момент Лорранский-старший или Цвертина - и им бы грозила смерть от удушения в моих признательных объятиях,- Как славно! Меня пропустят в тюрьму! И как мне их благодарить?

- Отец сказал… - Торин надулся от обиды, посопел немного, но все-таки докончил: -…лишь бы ты меня берегла и ни в какие неприятности ввязываться не позволяла, а в остальном во Мраке вековечном собственными костями сочтетесь.

Я невольно поморщилась. Отчего-то эта старая пословица, которая никогда мне не нравилась, стала уж слишком часто проскальзывать в речи окружающих. Такое ощущение, что все прямо так во Мрак вековечный в ближайшее время и собираются. И меня, соответственно, с собой приглашают, чтобы окончательные расчеты произвести.

- Ладно.- Возбуждение схлынуло так же стремительно, как и появилось, и мною овладела беспомощная горькая тоска, подозрительно похожая на обычный испуг,- Торин, вот ты мне скажи… Ну… Мы же Каррэна вчера видели, правда?

- Правда,- враз посерьезнев, подтвердил Лорранский.- Я сначала подумал, что умом тронулся. А потом ты как завизжишь… Жуть, мне показалось, что тебя заживо резали - так ты орала. А потом и вовсе упала. А я-то раньше считал, что ты на обмороки не способна, чай, не воспитанная в монастыре благородная девица.

- Сомнительный комплимент,- вполголоса пробормотала я, уже забыв про Торина и думая совершенно о другом.

- Осторожно, миледи! Ступенька! Ах, как же здесь темно!

- Благодарю,- покорно кивнула я. Ну не рассказывать же услужливому, до тошноты любезному тюремщику, что храна вполне способна быстро и уверенно передвигаться даже в кромешной темени, ориентируясь лишь на отражающийся от стен звук собственных шагов! А уж подобным мрачным полумраком ее и подавно не устрашить.- Далеко еще?

- Нет,- вновь расплылся в восторженной улыбке сопровождающий меня толстячок.- Во-о-он до того поста, потом направо и прямо, прямо, прямо…

Судя но тому, на каком расстоянии находился "во-о-он тот пост", топать по подземным казематам мне предстояло еще полчаса, не меньше. А уж как далеко протянется это "прямо, прямо, прямо" - одним богам только известно.

Главная городская тюрьма, в которую сволокли пленного альма, была местом унылым и страшным. Даже посетителям хотелось бежать отсюда без оглядки. Про заключенных и говорить нечего.

По стенам кое-где стекала вода; на полу она собиралась в солидные лужи от стены до стены, форсировать которые было делом весьма неприятным и унизительным. И сложенные мостиками доски и кирпичи никак не могли помочь нелегкому делу перехода через водные преграды. Выделенный мне в сопровождающие тюремщик, обутый в прочные сапоги на толстой подошве, сочувственно вздыхал, ахал и выражал благородную готовность нести на руках миледи, изволившую спуститься в подземные галереи в роскошном темно-зеленом платье с аппликациями в виде белых цветов и в шелковых туфельках. Ни отороченный черно-бурыми лисами плащ, ни меховая муфта не спасали от промозглой сырости, я то и дело ежилась и, словно ища защиты в этом нехитром жесте, рассеянно поправляла прическу. Волосы, как всегда во влажных местах, распушились и начали самовольно завиваться в неаккуратные локоны. Мой внешний вид с каждым шагом ухудшался, и я с тоской думала, что предстану перед глазами альма в таком виде, что он решит, будто к нему сокамерника в платье подселяют.

Располагалась тюрьма под землей. Вернее, под водой - зодчие воздвигли основную ее часть на берегу Неарты, врыв под реку большинство помещений для содержания заключенных, и весной, во время таяния льдов, часть камер неизменно оказывалась затопленной. Это вам не узилище в столице Йанары, Меритауне - высоченная иглообразная башня, вонзающаяся шпилем в небеса (поговаривают даже, что с ее вершины в хорошую погоду мир надлунный увидеть можно). Здесь все проще. О здоровье заключенных, как физическом, так и душевном, никто и не думал заботиться. Чахоточными были все поголовно, начиная от главного тюремного надзирателя и заканчивая самым последним узником. Плесень и лишайники тут цвели буйным цветом, окрашивая непритязательно-серые стены в самые разнообразные, порой невероятные сочетания оттенков зеленого, желтого, белого и черного. В одном месте я, кажется, даже ядовитый красный грибок углядела. Крысы, мокрицы, слизни и клопы чувствовали себя полновластными хозяевами этих переходов и галерей и весьма негативно относились к попыткам людей вмешаться в их жизнь. Впрочем, травить мерзких тварей никто и не думал, лишь приходящий маг-экзорцист изредка читал заклинания, когда представители враждебно настроенной к людям фауны уж слишком одолевали надзирателей. Банными днями считались те, когда уровень Неарты поднимался достаточно для затопления камер. В другое время такое баловство, как мытье, не практиковалось. Еды давали ровно столько, чтобы люди не перемерли с голоду. Зимой можно было рассчитывать на некоторое послабление - заключенных сгоняли из одиночных в большие камеры, дабы они грели друг друга. Нередко происходили драки с членовредительством, а то и убийствами.

В дверях камер были прорезаны забранные решетками окошки, и арестанты, видя идущую по коридорам девушку в дорогой одежде, разражались такими криками, что я лишь бессильно кусала батистовый кружевной платочек и старалась не обращать внимания на чудовищные непристойности и богохульства отчаявшихся в своей безнадежности людей. Судя по всему, мое появление, внесшее приятное разнообразие в их монотонное существование, будет еще не месяц и не два служить главной темой для разговоров и домыслов. Вот где человек претерпевает самые страшные муки, а вовсе не во Мраке вековечном, которым так любят стращать свою паству жрецы…