Наследники Скорби - Алена Харитонова Страница 57

-

Вижу,

-

отозвался Серый.

-

Вот иди, погуляй. Я тебя потом найду. Иди, иди.

-

Но если хоть одна курица сгинет, шкуру спущу,

-

пообещал вслед Лих.

-

Да нужны мне ваши куры!

-

огрызнулся Ярец через плечо и утек в ближайший закоулок.

Волчонок рассматривал избы, вдыхал запах сладковатого дыма, пытался разглядеть теряющиеся в высоте своды пещеры. Красотища! Хлопнула дверь одного из домов.

-

Ух ты, собачка!

-

Белобрысая девчонка с тонкой косой, одетая только в посконную рубаху, стояла на пороге с решетом в руках.

-

Сама ты "собачка"!

-

перекинулся Малой.

-

Ой!

-

взвизгнула дуреха и выронила решето.

-

Ой!

Ярец покачал головой.

-

Юна, ты что?

-

позвал женский голос из

-

за двери.

Девчонка пискнула и скрылась в доме.

Однако уже через пару мгновений дверь приотворилась, и оттуда показалось любопытное личико:

-

Ты волколак, да?

-

шепотом спросила трусиха.

-

А ты кровососка?

Юна надулась.

-

Чего тут ходишь? Иди отсюда!

-

топнула она ногой.

-

Разбежался.

-

Я все бате скажу…

-

пригрозила она.

-

И я скажу.

-

Дурак какой.

-

Сопля.

Она схватила решето и запустила им в мальчика. Он ловко увернулся. Юна засмеялась. И снова вышла на крыльцо.

-

А у нас дядька по весне перебесился,

-

сообщила она.

-

Человека съел?

-

с пониманием спросил Малой.

-

Не

-

е

-

е… Каженник сглазил.

-

Врешь!

-

Да чтоб мне пусто было!

-

поклялась она.

-

Пришел в избу

-

и ну кидаться.

-

Чё ж не задрал вас?

-

А я за батей выскочить успела.

-

Похоронили?

-

Дык! А хочешь, я тебе пирожка дам?

-

безо всякого перехода спросила она.

-

С брусникой.

-

Хочу.

-

Сейчас!

-

и она убежала в дом.

Пирог оказался сладким. Ярец жевал его, прикрыв глаза. Он давно не кормил человеческое тело обычной едой. Хватало того, что съедал волком. Уже и забыл, что пироги бывают вкусными…

-

Хочешь, я тебя в лес сведу?

-

повернулся он к девочке, вытирая сладкие пальцы о штаны.

-

Плотину бобровую покажу?

-

А далеко?

-

Не

-

е

-

е… Версты четыре.

-

Мама не пустит.

-

А ты не говори.

-

Дык увидит. А ежели солнце встанет?

-

Не встанет. Успеем.

Она нерешительно потопталась, а потом проказливо улыбнулась:

-

Пойдем.

* * *

Клесх лежал, незряче глядя в темноту и слушая ровное дыхание жены. Дарина крепко спала, прижавшись к нему мягким нагим телом. Узкая ладонь лежала у обережника на груди, и он задумчиво поглаживал тонкие пальцы.

Майрико мертва. Она никогда больше не постучится в его дверь, не будет сидеть, скрестив ноги, на потрепанной волчьей шкуре в покое Главы… Ее силуэт не мелькнет в окне Башни целителей, а голос более не разнесется под каменными сводами Крепости.

Ее нет.

Навсегда.

Это новое непривычное знание не будило в душе Клесха ни печали, ни тоски. В голове воцарилась пустота, мысли разбежались, как тараканы, и он лежал, слепо вглядываясь в полумрак.

Он уже однажды потерял Майрико — когда они прощались во дворе Цитадели перед долгой пятилетней разлукой. В тот день было больно. Глухое отчаяние прихватывало за ребра, воздух комками застревал в горле, а сердце то грохотало, будто хотело выпрыгнуть, то вдруг осаживалось и едва трепыхалось. Тогда Майрико была жива. Но он испытывал такую боль, словно потерял ее безвозвратно, а вместе с ней и половину себя. А сейчас лекарка мертва. По-настоящему. И ему… все равно?

Но если бы умерла не Майрико, а Дарина?

Крефф вновь прислушался к себе, уткнулся носом в макушку спящей. Ее волосы пахли мыльным корнем и еще были слегка влажными.

Дарина… Он никогда не был к ней нежен. Не подкарауливал, чтобы защекотать, а потом неловко отдать порядком измявшийся за пазухой первоцвет. Он не выменивал ей пряников у заезжих купцов, не покупал костяных гребешков, не дрался за нее, не любил с неудержимым голодом в каком-нибудь пыльном закутке просто потому, что дойти до покойчика было выше всяких сил.