Бродяга Гора - Джон Норман Страница 57

Улыбнулся и я.

— Женщины Земли, — продолжала она, — изголодались по сильным мужчинам. Мне не под силу передать тебе, в сколь бедственном и плачевном положении пребывают они в своем мире. Увы, мужчины Земли — вовсе не настоящие мужчины. Когда-то в древности они обладали способностью и желанием властвовать и подчинять, но теперь это уже история. Нынешний их удел — слабость и безволие. Современные представления о приличиях, о культуре и цивилизации требуют, чтобы даже те, в ком еще сохранилось некое подобие мужского начала, всячески его скрывали. Подлинная мужественность на Земле уже не встречается.

Последнее утверждение показалось мне спорным, но возражать я, разумеется, не намеревался и решил, что лучше позволить Беверли выговориться.

— По своей природе, — говорила Беверли, — женщины являются собственностью мужчин, однако не всяких. Они принадлежат настоящим мужчинам, таким, как горианцы. В отличие от землян мужчины Гора понимают: наша красота существует для того, чтобы ею пользовались. Они принуждают нас служить себе и делают с нами, что захотят. Мы же обязаны повиноваться безропотно и смиренно, подобно тому, как сейчас я, обнаженная и связанная, стою на коленях у ног своего господина.

Беверли непроизвольно изогнулась, но узлы плетеного желтого шнура крепко удерживали ее.

— После похищения, — продолжила Беверли, — меня доставили в Вонд, в Дом Андроникаса, где и поставили клеймо. Одно из первых моих впечатлений: девушка рядом со мной, после того как к ее телу приложили раскаленный метал, сначала завопила от боли, а потом радостно закричала: «Я рабыня»! Тогда это поразило меня, но когда на моем бедре тоже выжгли клеймо и, посадив на цепь, оставили на соломенной подстилке в сырой конуре, я вдруг поняла — хотя мне и трудно было признаться в этом даже себе самой, — боль доставила мне странную, непривычную радость.

«Ты была рождена для клейма, — прошептала я себе, — и вот теперь, попав в удивительный и чудесный мир, ты получила то, для чего появилась на свет. Благодари свою боль, рабыня! Ликуй, ибо теперь ты носишь знак рабства, к которому стремилась всегда. Служи своим господам, рабыня, пресмыкайся перед ними и угождай им!»

Я сидел на кровати, сжав кулаки. Как могло быть, что она с такой легкостью и готовностью отказалась от всего привитого ей на Земле?

— Конечно, мы не осмеливались признаться в том, что радуемся своим клеймам, а горько плакали и притворно кляли свою несчастную долю. Правда, наши хозяева не слишком-то позволяли нам распускать нюни — нас следовало подготовить для продажи. Новых рабынь разделили и развели по конурам. Меня поставили на колени, надели на меня домашний ошейник, посадили на цепь и задали мне первую порку. Так я впервые в жизни почувствовала, что такое плеть, и поняла, что мой удел — полная покорность. Порка пробудила во мне рабские инстинкты: я, как и большинство земных девушек в подобной ситуации, ощутила сексуальное возбуждение. Потом мне зажали нос и влили в рот «вино покорности». Мне пришлось его проглотить. На мою голову натянули капюшон и отдали на потеху нескольким мужчинам. Те делали со мной что хотели, а использовав по своему усмотрению, вернули меня в центральный застенок.

Беверли выжидающе умолкла и, поскольку с моей стороны не последовало никаких действий, произнесла:

— Господин не счел нужным ударить рабыню, и она осмеливается увидеть в этом позволение продолжить рассказ.

«Как ты красива», — сказала мне девушка в застенке, когда с меня сняли капюшон.

«Как ты красива», — прошептала я, разглядев ее.

«Тебя пороли?» — спросила она.

«Да», — ответила я.

«Меня тоже», — призналась рабыня, опустив голову.

Я огляделась по сторонам, поражаясь тому, какими нежными и прекрасными выглядели в своих ошейниках пленницы, находившиеся рядом. Господину ведомо, что ошейник весьма усиливает красоту и привлекательность любой женщины.

«Тебя насиловали?» — спросила прелестная блондинка.

«Да, — ответила я, — несколько человек. Они творили со мной что хотели».

«Со мной тоже, — вступила в разговор рыжеволосая красавица. — Как прекрасно было чувствовать себя в полной их власти»!

«Ты говоришь как рабыня!» — прошипела другая девушка.

«Да, я рабыня, — улыбнулась рыжая, — и горжусь этим».

Тогда я поразилась ее прямоте и смелости, ибо мне самой не хватило бы духу признаться в этом другой женщине. Что бы обо мне могли подумать? Да что там, я и себе-то едва признавалась в том, что, когда на меня грубо навалился пятый по счету насильник, я не смогла сдержать крик наслаждения. Если о чем-то и жалела в ту минуту, то лишь о том, что акт насилия закончился слишком скоро.

Голодная, ослепленная капюшоном, я провела ту ночь, вспоминая ощущения, которые пробудило во мне это насилие. Уже тогда я поняла, что эти люди разожгли во мне огонь подлинно рабской страсти.

Еще до того, как я оказалась в их руках, я осознала себя прирожденной рабыней, но пока господа не распорядились моим телом по собственному усмотрению, я и не знала, сколь жалкой, беспомощной и покорной мне суждено стать.

Я едва мог поверить своим ушам. Мисс Хендерсон без всякой задней мысли откровенно признавалась в том, что является прирожденной рабыней. Она, женщина с Земли!

Рассказ Беверли между тем продолжался.

«Что с нами будет теперь?» — поинтересовалась одна из девушек.

«Думаю, нас приготовят для продажи на рынке», — предположила другая, но тут послышался лязг замка, и мы поспешно опустились на колени.

Вошел человек с плетью. Начался новый этап нашего обучения.

Нас учили становиться на колени и ползать, двигаться и ходить. Нас учили использовать руки, рты и языки для ублажения господ. Первыми выученными мною словами на горианском языке были слова «я рабыня». Но, впрочем, наши хозяева потратили на обучение не так уж много времени, резонно полагая, что господа, которым заблагорассудится нас купить, сумеют обучить нас в соответствии со своими вкусами и потребностями. В ночь накануне продажи нам разрешили поболтать между собой. Мы расцеловались, поплакали, понимая, что, скорее всего, расстанемся навсегда. Ни одной из нас еще не случалось быть проданной на рынке, но, как ни странно, мы ожидали начала торгов с волнением и надеждой. И не потому, что нам так уж хотелось поскорее покинуть Дом Андроникаса, просто каждая из нас уже мечтала принадлежать хозяину.

Видишь ли, господин, за несколько дней, проведенных в ошейниках, со всеми нами произошла удивительная трансформация. Рабыни редко рассказывают об этом — да и кто их спрашивает? — но среди нас не было ни одной, которая не признала бы своего преображения. Мы стали настоящими женщинами, настоящими рабынями.

Замечу, что само слово «рабство» можно понимать двояко. В юридическом смысле — как состояние бесправия, при котором женщина не имеет ничего своего и является такой же собственностью, как и любая вещь. И в психологическом — как внутреннее состояние, суть которого составляет стремление повиноваться и отдаваться.