"Тигры" на Красной площади. Вся наша смерть - игра - Алексей Ивакин Страница 57

Какой-то татарин с гиканьем проволок на аркане плененного Паулюса…

Унтершарфюрер закричал и выстрелил из орудия в сторону Мавзолея, но вышедший оттуда лысый человечек с рыжей бороденкой только погрозил пальцем пролетавшему снаряду.

Мокрый снег блестел в лучах заходящего солнца.

Горел ГУМ, куда-то в сторону Лубянки бежали японские туристы и иностранные корреспонденты. Башни-луковки Василия Блаженного раскрылись лепестками ракетных шахт.

Искалеченный «ИС» сдал назад, фырча мотором.

В этот же самый момент «Тигр» стал разворачивать башню…

Теперь главное — выждать.

Выждать, когда он развернется и начнет крестить орудием. Крестить? Сначала горизонталь, потом вертикаль…

Так-то, жизнь заканчивается, когда «Тигр» по вертикали ствол водит. Это если ты в «тридцатьчетверке». А если в «ИСе»? На таком расстоянии — никакой разницы.

Удар! И пороховые газы заполнили кабину…

«Тигр» лениво задымил. Бронебойный вошел ему прямо под маску.

Макс закашлялся, стирая кровь с разбитого лица. Кровь пахла машинным маслом. Ранен, не убит же? И ответный удар! И этот выстрел был удачным — снаряд снес русское орудие. Это — все… Унтершарфюрер засмеялся окровавленным ртом, сплевывая осколки зубов. Вот теперь все, русский…

Однако «ИС» был еще жив. Он еще отдернулся и… И исчез за углом горящего здания. Вот теперь — точно все. Большевик лишен своего оружия. Можно начинать работать. Металл снова заскрипел, поворачивая башню к Кремлю. Доннерветтер, скоро ли гусеница починится? Вот, за что уважал Макс эту войну — так за то, что в ней танк сам ремонтируется.

Что-то кольнуло его в поясницу. Эсэсовец оглянулся.

Прямо в выхлопную левую трубу тыкал ему граненым штыком какой-то бородатый мужик в белой форме:

— Недобрый какой коркодил! — ворчал мужик, продолжая тыкать.

К мужику в белой форме подошел парень с буденовкой на голове:

— Это танк, дед. У вас, на японской, таких еще не было.

— Ты-то откуда знаешь про танки? — сплюнул третий. На круглой его каске была звезда, но на плечах погоны.

— Деникина когда гоняли — там побольше были. Да не тыкай ты! Бесполезно.

— А что делать? — утер пот под фуражкой белоформенный.

— А гранатой его! — предложил какой-то дед с высоким, разноцветным цилиндром с длинным пером поверху. — Мы так турок с Ляксандрой Василичем гоняли.

— Твоя граната не поможет, — отмахнулся мужик в каске. — Вот мы сейчас его напоим… Что русскому в радость, немцу в смерть…

И стал доставать из вещмешка бутылку.

— Быстрей давай, он же в Спаса целится! — крикнул с лошади витязь, нетерпеливо стиравший тряпицей кровь с меча.

Со стороны Исторического музея подошли еще двое и начали вслух комментировать:

— А мы в Грозном пользовались «Молотовым», между прочим. Пока у чехов танки не кончились, — сказал тот, который был похож на пятнистого ящера.

— Да… Не повезло им, — согласился тот, который в песчаной панаме.

— Чехам?

— Немцам. Нашли против кого воевать.

— Точно… — кивнул пятнистый.

Песчаный же снял с плеча трубу…

Но не успел. Из-за угла снова выскочил побитый, израненный, инвалидный «ИС». На этот раз он не стрелял — нечем было.

Мужики в разной форме только и успели отпрыгнуть назад, как советский танк тараном вмазался в корму немецкого танка.

А потом танки исчезли в огненном облаке взрыва. Не было ни осколков, ни ударной волны, ни опаляющего жара…

Просто были — хлоп! — и нет.

Мужики переглянулись. Тот, который в каске, достал папиросу и густо закурил:

— Еще один…

— Табачник ты, всю казарму провонял диавольским зельем! — заворчал всадник с мечом.

— Да насрать мне на твоего диавола. Я — атеист, — лениво отмахнулся тот, который в каске.

— Пассивное курение убивает, — хихикнул тот, который в белой форме.

— Ну да, — согласился парень в островерхом шлеме. Лицо его пересекал сабельный шрам.

К группе подбежал запыхавшийся пацаненок, дребезжа длинной, не по росту, саблей по брусчатке:

— Господа! Господа, как же вы без меня? Так не честно!

— Вечно вы, поручик, не там шляетесь, — добродушно ответил ему витязь. — С народом надо быть, с народом!

— Меня отвлекли парадным смотром, — чистосердечно ответил поручик. Погон у него не было, только нарисованные чернилами звездочки на плечах. — Потом я штабс-капитану и есаулу обещал партию в преферанс…

— Вечно вы Россию на преферанс меняете, — сплюнул тот, который с султаном на шапке. — Вот, помню, в двадцать пятом…

— ТАК! — рявкнул вдруг пятнистый, закинув «Абакан» за спину. — В казарме доспорите…

Небольшая группа вояк замолкла.

— За мной… Шагом… АРШ!

И пошли они, сверкая алебардами, фузеями, штыками и автоматами в сторону могилы Неизвестного Солдата…

И огонь, священный огонь, райский огонь, поглотил их до следующего Пришествия.

Ибо.

Ибо нет высшей любви, чем жизнь положить за други своя.

Эти — смогли. А ты?