Элемент движения - Юлия Сергачева Страница 57

— А я дочек в строгости воспитывал, — загордился тоже невпопад пекарь. И снова закручинился. — Старый дурак!

Его дородная супруга кивнула сразу всеми подбородками, бросив на мужа гневный взгляд.

Брюс повозил ложкой в опустевшем горшочке, где ко дну прилип разве что одинокий кружок оранжевой морковки. Круглое отверстие посудины в контексте только что услышанного наводило на неприятные ассоциации.

Если с этой тварью не справились и могучие земляки, решив избавиться от проблемы, вместо того чтобы раз и навсегда покончить с нею, значит, неучам она точно не по зубам.

Брюс покосился на рыдающую Даринку. Упитанной девушке, лишенной грации не то что козочки, даже откормленного поросенка, не перепрыгнуть и канаву возле дороги. Бедняга обречена. И помочь они ей не смогут. И как все же хорошо, что Элия не осмеливается раскрыть рот!

Напоследок отхлебнув из с готовностью подставленной кружки свежего заварца (а хорошо его здесь варят, с мятой и, кажется, рябиновым вином), Брюс повел плечами, разминаясь перед тем, как подняться на ноги.

В перекрестье чужих взглядов неуютно, но что поделаешь?

— Так что господин маг решит? — робко спросил пекарь Улиан. Круглые его щеки стали желтыми от напряжения. — Вы об оплате не беспокойтесь! Я, как видите, не бедствую. Отблагодарю!

— К сожалению… — начал было Брюс. И не закончил, едва не прикусив язык от ярости, услышав глухо донесшееся из шлема:

— Я помогу вам!

Как все-таки хочется треснуть опустевшим горшком по железному колпаку, чтобы оглушить эту сумасшедшую хотя бы на несколько минут. Этого хватит, чтобы выволочь ее отсюда прочь, подальше от зрителей.

Никто Брюсова негодования не разделил. Послышался дружный ликующий возглас. Находившиеся в горнице зеваки разом просияли. Девица Даринка разинула рот, не веря своему счастью.

«…Есть земля, вода, огонь и воздух и есть результат их взаимодействия, то, что рождает движение в природе. Есть люди и то, что возникает между ними, — дружба, любовь, ненависть. Лишь эти связи рождают движение в человеческом обществе. Есть человек и его собственные чувства, знания, желания, надежды… Лишь это связывает человека воедино и делает тем, что он есть. Лишь это побуждает его к жизни и движению…»

* * *

Словно в дурацком сне все повторяется: опушка, лес вокруг и два орущих друг на друга человека. Причем орут они все то же самое.

— Что ты наделала?!

— А ты что собирался сделать?!

— Нельзя давать людям обещание, если не можешь его исполнить!

— А с чего ты взял, что не могу?

— С этой тварью не справились даже опытные маги, а ты хочешь опять меня подставить?

— Ты только о себе и беспокоишься?

— Так ты только и делаешь, что засовываешь меня в пекло!

— Не волнуйся о своей драгоценной шкуре! Я без тебя справлюсь!

— Ты не маг!

— Ты тоже!

— Сумасшедшая!

— Трус!

— Только идиот станет влипать в каждую неприятность, что встречается на пути, по доброй воле!

— Только идиот станет отсиживаться в коморке на краю земель, разводя зверей, лишь бы не вмешиваться ни во что!

— Да что ты вообще понимаешь!

— Где уж мне, глупой, разобраться в душевных терзаниях ленивого некроманта!

— Точно! Где уж богатой наследнице разобраться в жизни тех, кому приходиться думать о последствиях каждой дурной выходки!

Дьенк вздрагивал и пригибался от каждого вопля, словно спорщики поочередно отвешивали ему по оплеухе. Лишь когда в звенящем от напряжения и комарья воздухе наконец повисла злая пауза, он расслабился, неуверенно распрямляясь. Брезгливо отошедший подальше гиппогриф звучно встряхнулся, обронив пару перьев.

Разгневанная Элия подобрала с земли вышитое платье, которое ей с готовностью вручили селяне, содрав с покорной Даринки («Это платье его невесты…»), и свирепо отряхнула обширное полотнище юбки. В такое платье могли завернуться три Элии, причем прямо в доспехах.

— Если ты собираешься добраться до своей Башни, то поехали прямо сейчас, — хмуро предложил Брюс. — Селяне решат, что у тебя ничего не получилось. Гоняться за нами они не станут. Аванс ты не взяла, так что никаких обязательств.

— Я дала слово, — отозвалась Элия. И хотя теперь злополучный шлем валялся на траве, голос ее звучал так же глухо.

— Ты ничего не сможешь сделать с этой тварью. Тут нужен маг. Настоящий.

— Я загоню ее под землю.

— Что? — снова показалось, что Брюс ослышался.

—. Я прыгаю лучше, чем эта несчастная толстуха. А ты можешь проваливать куда хочешь. Мне не нужна твоя помощь. И я не подставляла тебя!

— С чего ты взяла, что он клюнет на тебя?

— Почему бы и нет? Напялю этот балахон. В деревне сказали, что такое платье для него вроде метки…

— А еще они сказали, что невеста должна быть не познавшей мужчины.

— Да как ты смеешь?! — Кончик носа Элии знакомо покраснел, в дополнение к щекам и ушам.

Плюнув в сердцах, Брюс развернулся и зашагал прочь. Надо хоть немного побыть в одиночестве, чтобы разобраться в сложившейся ситуации.

Ветер все усиливался, оглаживая тяжкой лапой щетину сосен. Деревья гнулись и переговаривались. Прислушавшись, можно было почти разобрать отдельные слова. Брюс тревожно поежился. Нехороший ветер… И настроение мерзкое. Неприятно сглатывать обвинение в трусости. Но это лучше, чем упрямое безрассудство, с которым Элия постоянно попадает в опасные истории.

У корней ольхи рассыпалось семейство грибов-торопычей на тонких ножках с волнистыми зеленоватыми шляпками. Обладают сильнейшим слабительным эффектом…

Брюс в досаде поддал ногой зеленоватый зонтик, белесая мякоть брызнула в траву. Даже голодную Элию уже вряд ли удастся накормить грибным супчиком. А уж учитывая изрядный запас печеностей, которыми их снабдил осчастливленный пекарь, этот номер тем более не пройдет.

…Облаченная в широкое платье Элия восседала на прежнем месте, любуясь собой в маленькое зеркальце. В такое зеркальце можно было разглядеть разве что глаза и часть скулы, но девушка сосредоточенно всматривалась в кусок стекла, не замечая Брюсова возвращения.

— …не знаю, — отчетливо донеслось до Брюса, но тут, как назло, под каблуком треснула ветка, и Элия резко обернулась, нервно пряча зеркальце.

— Все-таки я сомневаюсь в твоем душевном здоровье, — хмуро заметил Брюс. — Советы зеркала еще никого до добра не довели.

Элия, быстро выпутываясь из пестрого балахона, раздраженно огрызнулась:

— Уж лучше я буду разговаривать сама с собой, чем с тобой!