Рутинёр - Павел Корнев Страница 57

С востока дул ветер, гнал мелкую волну, на небе злорадно скалилась мёртвая луна, наливалась понемногу серебряным сиянием надраенного гроша. А сожравшие закатное солнце облака так и продолжали клубиться на горизонте.

Ангелы небесные! До чего же всё непросто!

2

Тучи наползли на луну только после полуночи. Серебристая рябь невысокой волны моментально померкла, Рейг вмиг почернел и раскинулся полотном беспросветно-чёрного бархата. Небо тоже потемнело, но при этом осталось заметно светлее реки; западный его край расцвёл сиянием мириад звёзд.

Я бы полюбовался их красотой, жаль не было времени.

– Идём! – поторопил Микаэля, и тут в предательской прорехе вновь мелькнула луна.

Полуночный мрак истаял, и я скрежетнул зубами от бешенства, но косматые облака сдвинулись, закрыли сиявший холодным серебром глаз ночи и снова погрузили реку во мрак.

– Святые небеса! – в сердцах выругался я. – Если это повторится, пока будем плыть – нам конец!

– Быть может и нет, – возразил маэстро Салазар и протянул мне подзорную трубу. – Взгляни!

Я попытался отыскать зрительным прибором шхуну и к своему превеликому удивлению очень быстро в этом преуспел. Правда, разглядеть получилось лишь светлое пятно, словно в ночи горел фонарь.

– Неужто вахтенные сидят с огнём? – пробормотал я, складывая подзорную трубу.

– Увидим, – пожал плечами Микаэль и натянул на голову колпак, завозился, закрывая чёрной тканью лицо и совмещая с глазами дыры в материи. – Идём!

Я последовал примеру бретёра, и мы поспешили к оставленной на другой стороне острова лодке. Прежде чем забраться в неё, натянули кожаные перчатки и разулись, затем взвели и зарядили арбалеты. Маэстро Салазар уселся на носу, я оттолкнулся от берега и принялся работать веслом. Плеск далеко разносился над водой, пришлось приноравливаться и действовать мягче и осторожней.

Лодка обогнула остров, вышла на открытую воду, и нас тут же начала раскачивать волна, да ещё стало ощутимо сносить в сторону. Микаэль прошипел сдавленное проклятие, но взял себя в руки, разложил подзорную трубу и принялся громким шёпотом руководить моими действиями.

Тихо. Тихо. Тихо. Только предательски поплёскивает о воду весло.

Блеск фонаря становился всё ярке, мы сближались и достаточно быстро; лодку тянуло навстречу шхуне сильным течением. Небо над головой то светлело, то вновь наливалось мраком, но в любом случае тучи не давали проглянуть луне, и на фоне бездонной черноты нас было не разглядеть даже самому остроглазому наблюдателю. Если только он не воспользуется истинным зрением…

Мысль эта воткнулась в сердце ледяным шипом, и то забилось будто сумасшедшее, руки задрожали, перехватило дыхание. Я заставил себя успокоиться и, продолжая размеренно работать веслом, столь же медленно и неторопливо погрузил себя в лёгкий транс.

Вокруг лишь чернота. Чернота настолько глубокая, что сознание едва не утянуло в такие дали, куда смертному дорога заказана. Точнее – откуда под силу вернуться разве что святому. Это всё река!

Я хрипло выдохнул и мысленно обругал себя последними словами. Водный поток подобной мощи предельно искажал незримую стихию, любой охранный контур оказался бы смыт в считанные минуты. И даже зачаровать яхту – задача не из простых, это под силу разве что выпускнику специализированных кафедр, а таких не берут в телохранители, не их профиль.

– Не разгоняйся, – почти беззвучно выдохнул Микаэль. – Табань!

Легко сказать – табань! Опытный человек точно не спутает шум входящего в воду весла с плеском случайной рыбины! Течение оказалось слишком сильным, свет фонаря стремительно приближался и делался всё ярче и ярче. Худо-бедно я замедлял лодку и направлял её в нужном направлении и молился, чтобы не проскочить мимо яхты.

В одном нам несомненно повезло – судно стояло на носовом якоре, а вахтенные расположились на корме, где и горел фонарь. Нас разделяла вся длина корпуса, именно поэтому они и не услышали стука, когда Микаэль ухватился за уходивший в воду канат, лодку повело и я упёрся в яхту лопастью весла, дабы избежать столкновения бортами.

– Хоть бы тряпкой обмотал, – прошипел Микаэль, свободной рукой обвязывая якорный канат верёвкой с кольца на носу лодки.

Я ничего не ответил, поскольку уже завалился на спину и нацелил арбалет на верхний край фальшборта в ожидании, когда на фоне тёмно-серого неба проявится силуэт вахтенного матроса. Но всё было тихо, стрелять не пришлось.

Мы какое-то время прислушивались к лёгкому плеску волн, затем Микаэль ухватился за канат и ловко взобрался по нему до самого верха, а там нашарил ногой упор и высвободил одну из рук. Я встал в лодке и слегка покачнулся, но всё же удержал равновесие и протянул бретёру арбалет.

Маэстро Салазар бесшумно выбрался на палубу и скрылся из виду, но тут же перегнулся обратно и принял у меня второй самострел. Тогда уже начал взбираться наверх и я; Микаэлю пришлось помогать, тянуть к себе. Дальше мы разошлись по разным бортам и, мягко ступая по доскам босыми ступнями, синхронно двинулись к корме. Пока подплывали, надстройка рубки с чёрными круглыми провалами иллюминаторов не позволяла рассмотреть вахтенных, не видели мы их и сейчас, и оставалось лишь молить ангелов небесных, чтобы на палубу не выбрались подышать свежим речным воздухом ещё и телохранители маркиза. Да и бодрствующий в полном составе экипаж тоже мог доставить немало проблем.

Обошлось. Микаэль присел и первым заглянул за рубку, сразу отодвинулся обратно и поднял над головой руку; отблески фонаря позволили разглядеть два выставленных вверх пальца. Бретёр махнул рукой, и мы разом вышли из темноты на корму, где помимо фальконета оказался установлен низенький столик, на котором и стояла масляная лампа.

Початая бутылка вина, кружки, немудрёная снедь. И два вахтенных, слишком увлечённых выпивкой и стаканчиком с костями, чтобы вовремя среагировать на появление чужаков.

Стук! Стук! – почти одновременно ударили арбалетные струны, и тут же прозвучали куда более глухие отзвуки. Чернёные наконечники болтов пробили тела, матросы повалились с лавок, а Микаэль ринулся к их дремавшему на тюфяке товарищу, зажал ладонью рот, дважды ткнул кинжалом под грудину.

Я тоже не бездействовал. Если сам всадил болт вахтенному в затылок и уложил того наповал, то маэстро Салазар, не терпевший ни пистолей, ни арбалетов, побоялся промахнуться и выстрелил своей жертве в корпус. И сейчас матрос сипел, харкал кровью и сучил ногами, но не спешил умирать; вот его мне и пришлось добивать.

Опасаясь, как бы вахтенный не начал голосить, я вскрыл ему глотку от уха до уха, и клинок рассёк жилы, трахею и голосовые связки. На палубу плеснула кровь, хрип перешёл в бульканье и сип, потом всё смолкло.

– Порядок? – шёпотом спросил Микаэль, стянув с головы ненужный больше колпак с прорезями для глаз.

– Да!

Я тоже избавился от маски, сунул ногу в стремя арбалета и потянул, взводя тетиву. Маэстро Салазар последовал моему примеру, мы перезарядили оружие и встали по обе стороны от двери в надстройке.