Отрава Их Величества - Оксана Алексеева Страница 56

Отраве не пришлось принимать решение, потому что дотошный клирик все сделал сам. Похоже, сомнения в нем зародились сразу, а теперь расцветали пышным цветом.

– Лада, я грешным делом позабыл твой ответ. Так из какого рода твой жених?

– О! Он замечательный, уважаемый клирик! И очень-очень богат! Не пора ли нам возносить хвалу Небесному Свету?

– Он из Кариев или Морских? – на этот раз монах с мысли не сбивался.

– Как вы догадались? – восхитилась Отрава. – Из Морских! Младший сын. Знаете его?

Лю и Нанья сидели с другой стороны от костра, но напряженно вслушивались в каждое слово. Клирик криво улыбнулся:

– Знаю, конечно. Хороший парень. И как вы познакомились?

– Так… батюшка мой путешествовал… и…

Удар посохом по плечу сквозь толстую шубу был не слишком болезненным, зато в глазах монаха светилась настоящая угроза – кажется, настолько злым он до сих пор не был:

– Хватит врать, лживая девка! Я назвал тебе семьи ныне царствующих короля и королевы! За кого из них ты собралась замуж?

Отрава проглотила волнение.

– Я… соврала! Нет у меня жениха… Точнее, есть! Но он из простолюдинов! И мне было стыдно в этом признаться…

Камыш вскочил на ноги и на этот раз не стал ее лупить, что было по-настоящему странно.

– Врешь… Врешь! Ты вроде девка образованная, но не знаешь самые знатные рода Правоморья?!

– Я… я…

Отрава хотела чистосердечно признаться, что не такая уж она образованная. Можно сказать, что неграмотная вовсе – с кем не бывает! Да и с чего он вообще это взял? Пусть побьет ее да успокоится! Но монах оказался внимательнее, чем она предполагала:

– Я думал, мне показалось, что твои рабы вчера перед сном не помолились. А ну, спой-ка Песню Небесному Свету! То-то я думаю, что ты мне в молитвах постоянно вторишь, но никогда сама не начинаешь!

Отрава, трясясь, поднялась на ноги, за ней то же сделали и друзья. Обстановка накалялась.

– Уважаемый клирик! Вы так кричите, что у меня мысли путаются… – Отрава добавила в голос мольбы, а потом нерешительно затянула: – Хвалу возносим Свету сердцем…

– Это не то! – теперь он смеялся с какой-то нервной яростью. – Не напрягайся, не вспомнишь! Песню только дети поют, поэтому я в твоем присутствии ее ни разу не поминал! Кто ты, самозванка? Где ты жила, если ни веры, ни королей не знаешь?!

В ушах стучало. Это был полный провал – клирика теперь увещеваниями не успокоишь.

– Я даю твоему перевертышу два часа, чтоб отоспался, но как луна взойдет – отправляемся в Ситар. Пусть для начала внутренняя армия проверит, кто вы такие! И если вы не преступники, то там уже я и мои братья вас встретим – и будь уверена, что всех троих ждет костер! Уже сотни лет Правоморье не видало еретиков!

И тут же снова осел на землю, посчитав, что все решено. Монахи в этом государстве были самоувереннее кровопийц в Левоморье. Отрава взяла себя в руки, усмехнулась и сказала теперь совершенно спокойным голосом:

– Мы не пойдем в Ситар. И ты не пойдешь.

Он вылупился сначала на нее, а потом и на подошедших с двух сторон «рабов». И промолчал, понимая, что реальное положение дел намного хуже, чем ему показалось.

Лю сложил руки на груди, а Нанья улыбалась недобро. Она будто только и ждала момента, когда все встанет на свои места:

– Нам придется убить его. Тут ситуация такая же, как с тем доносчиком. У нас нет выбора, если хотим спастись.

Лю не выглядел таким же уверенным, но после раздумий кивнул:

– Кажется, у нас действительно нет выбора.

– Убить? – взвизгнул клирик. – Вы… хотите убить монаха?! Это же… как такое…

В его голосе звучал ужас – но не страх за собственную жизнь, а жуткое осознание, что такое под Небесным Светом возможно. Он заторможено качался из стороны в сторону, а взгляд стал рассеянным. Понимание просто не умещалось в его голове.

Отрава тоже думала. Клирик обладал самым мерзейшим характером, что можно вообразить. Но при этом не был плохим человеком. Все его действия ладили с его совестью и верой, а не существовали как личные интересы. Он был суровым и даже жестоким, но надо признать – по-своему справедливым. И, возможно, только благодаря всей их касте рабы в Правоморье жили не так плохо, как могли бы… Судя по его реакции, смерти он не боялся – его страшило только то, что мир оказался хуже, чем он себе воображал.

– Нет! – твердо сказала Отрава. – Мы не будем убивать его только потому, что нам это выгодно. Разве мы такие? Когда мы успели стать такими? Разве такой ты уводил меня из Тихой Речки, Лю?

Перевертыш шагнул еще ближе и положил ладонь на спину, точно в то место, где было рабское клеймо:

– С тех пор многое изменилось, Отрава. Изменились и мы. Мне тоже такие решения не по душе.

– Ведь он же нас сдаст внутренней армии! В чем твоя миссия, ядовитая моя? В том, чтобы глупо сгореть на глупом костре?

– Только Великий Кудесник знает ответ, – сказала Отрава и снова посмотрела на монаха. – А мне положено знать одно: если моя миссия в какой-то справедливости, значит, только через справедливые решения и будет достигнута. А иначе я ее недостойна. Потому мы свяжем его и возьмем с собой. Когда доберемся до Мираля, оставим где-нибудь, где его смогут найти. Или, возможно, нам понадобится заложник, чтобы обменять его на Кристофера. Посмотрим, кто им нужен больше: наш несносный блондинчик, который к этому времени уже должен всех достать, или бесценный монах!

Звучало на самом деле логично, поэтому друзья согласились. Даже с огромным облегчением, потому что они тоже искали другой выход.

– Мираль? – когда клирик снова заговорил, друзья тут же посмотрели на него. – Мираль – это военная крепость. Похоже, безбожники, вы этого тоже не знали.

И правда, военных крепостей они еще не брали. Но все когда-то бывает впервые.

Несмотря на то, что само настроение похода теперь сильно изменилось, легче не стало. Камыш узрел в изменении обстоятельств новый долг: срочно обратить заплутавших в свою веру. Поэтому его проповеди стали еще более нудными. Нанья предлагала заткнуть ему рот кляпом, но остальные ее не поддержали. В речах монаха, если с них снять пафосную шелуху, содержалось немало мудрости. Отрава слушала его и думала, что к некоторым выводам люди приходят разными путями, и оттого они становятся более ценными. Вина клирика была лишь в том, что он признавал только один путь.