Сын Чернобога - Сергей Шведов Страница 56

– В моей дружине двадцать пять тысяч гридей, – сверкнул глазами Ингер, явно недовольный тем, что пришлые бояре ведут столь важный разговор не столько с ним, сколько с его матерью.

– Извини, великий князь, но эти гриди служат не тебе, а твоему дяде, – продолжал как ни в чем не бывало Борислав. – Пока ты был мал, по-иному и быть не могло, но сейчас ты вырос. Твое слово с каждым годом должно все более громко звучать на подвластных тебе землях.

– Князя Олега в соправители дал мне отец, – дрогнувшим от негодования голосом произнес Ингер.

– Я не сомневаюсь в мудрости великого князя Воислава Рерика, как и в расположении к тебе, князь, твоего дяди. В Киеве и раньше было два князя, но каждый из них имел свою дружину. Я правильно говорю, воевода Олемир?

– Вне всякого сомнения, – поддержал тот гана.

– Кроме того, у каждого князя был свой круг мудрых советников из лучших Полянских родов, ибо сила и влияние правителя во многом зависят от его ближников. Тебе следует всего лишь сказать «да», князь Ингер, и множество людей придут на твой зов.

– И ты будешь первым среди них, ган, – насмешливо прищурился в сторону красноречивого гостя Ингер.

– С твоего позволения, князь, я буду третьим, десятым или двадцатым, – широко улыбнулся Борислав. – А первенство я оставляю за воеводой Олемиром и боярином Казимиром, чьи пращуры издревле служили великим князьям и мечом, и мудрым советом.

Ингер выпрямился в кресле и строго глянул в сторону бояр, скромно сидящих на широкой лавке.

– Я буду рад, бояре, видеть вас у великого стола и во главе своей дружины. И быть по сему.

Произнеся, быть может, самые главные в своей жизни слова, великий князь Ингер поднялся и покинул зал, оставив в замешательстве бояр и княгиню Ефанду. Она очень хорошо понимала, что это решение великого князя может не понравиться ее старшему брату, который, конечно же, сумеет поставить на место и малолетнего Ингера и бояр, вздумавших настраивать его против дяди.

Сила была на стороне князя Олега, в котором ближники и дружина видели своего истинного вождя, уже приведшего их к победе. Не к князю Нигеру, а именно к Олегу Вещему стекались со всех славянских земель витязи, жаждущие добычи. Все понимали, что большая война не за горами, но никто пока еще не знал, куда повернет коня новый киевский князь. И уж конечно, не пятнадцатилетнему сестричаду оспаривать власть у сорокалетнего мужа, почитаемого многими за сына бога.

– Не рано ли мы это затеяли? – высказал осторожное сомнение боярин Казимир.

– Так ведь мы ничего особенного не собираемся делать, – пристально глянул в глаза Ефанде ган Борислав. – Дружина в две-три тысячи мечников – всего лишь забота о безопасности князя и не более того. Что же касается ближников, то князь вправе приглашать в свой детинец всякого, кто достоин его расположения. А нынешнее положение князя Ингера, по сути, забытого всеми, слишком Уж похоже на бесчестье. Князю Олегу должно быть стыдно за пренебрежение, выказываемое сыну Воислава Рерика его окружением. И княгиня Ефанда, и вы, бояре, вправе указать ему на это.

Боярин Казимир даже крякнул от удовольствия, выслушав разумную речь гана. Не просить надо Ефанде и не оправдываться, а требовать свое, по праву положенное и ей, и великому князю Ингеру А киевские бояре, утесненные пришлыми варягами должны поднять свой голос в ее поддержку. Ведь поляне звали в правители не Олега, а Ингера, так можно ли мириться с тем, чтобы князь, возведенный на великий стол вечевым приговором, в котором выражается воля богов, и далее влачил жизнь в забвении.

– Слово должно подкрепляться силой, – негромко сказал Олемир. – Князю Ингеру нужна дружина, преданная только ему, тогда он без боязни может требовать свое, принадлежащее ему по праву.

– Если на то будет согласие великого князя Ингера и княгини Ефанды, то я готов призвать в Киев тысячу кубанцев, – предложил ган Борислав. – Они и станут основой личной дружины князя Ингера.

– У меня нет денег, чтобы оплатить кубанские мечи, – смущенно сказала Ефанда. – А мой брат вряд ли согласится дать их мне.

– Я предоставлю тебе заем, княгиня, – сказал ган Борислав. – А после князь Ингер потребует свою долю податей и дани, из которой ты со мной и расплатишься.

Олемир с Казимиром переглянулись. Так вот куда метит тмутараканский ган, прямехонько в казначеи великого князя! С другой стороны – а почему бы нет? Человек он в денежных делах сведущий и, надо полагать, сумеет придать двору Ингера нужный блеск. Да и киевским боярам, пребывающим в забвении, будет к кому прислониться, они смогут создать на славянских землях еще один центр силы, далеко не во всем согласный с варяжским.

Конечно, многое на первых порах будет зависеть не столько от юного Ингера, сколько от его матери Ефанды, у которой должно хватить силы духа на то, чтобы заявить о правах сына во всеуслышание. Причем заявить не кому-нибудь, а старшему брату, к слову которого она привыкла прислушиваться с младенчества. Не всякая женщина на такое решится, тем более одинокая. Ефанде потребуется плечо, на которое она может опереться, и будет совсем не худо, если это плечо ей подставит приезжий ган.

Воевода Олемир и боярин Казимир были людьми, слишком опытными в сердечных делах, чтобы не заметить смущения княгини во время прощания с ганом. Конечно, делать далеко идущие выводы было пока преждевременно, но бояре нисколько не сомневались в том, что эта встреча Ефанды с Бориславом будет далеко не последней.

О появлении в окружении князя Ингера расторопного тмутараканца князю Олегу сообщил воевода Рулав. Ухмылка, игравшая на пухлых губах франкского бастарда, очень не понравилась сыну благородной Хирменгарды, о чем он не замедлил сообщить вслух.

На редкость красивое лицо Рулава слегка посмурнело, но он счел своим долгом высказать мысль до конца:

– Не то плохо, князь Олег, что у твоей сестры наконец появился любовник, а то, что этот ган настраивает против тебя Ингера. В этом ему помогают киевские бояре. А потом, откуда у этого собачьего сына столько денег? Он покупает дом и усадьбу Леонидаса за пятьдесят тысяч денариев, а потом широким жестом дарит усадьбу под Вышгородом княгине Ефанде.

– Он подарил ей усадьбу? – удивился чужой щедрости князь Олег. – А я думал, что ган набивается к ней в приблуды.

– Твоему сестричаду Ингеру он сделал еще более щедрый подарок – тысячу кубанцев, которые составили личную гвардию великого князя.

Рулав оказался незаменимым человеком для тайных и не всегда благовидных дел. И это при том что окружающие в подавляющем большинстве своем считали молодого франка легкомысленным человеком. Этот человек мог втереться в доверие к кому угодно, разыгрывая из себя простачка и гуляку. За десять лет, проведенных в славянских землях, сын Людовика Заики сумел не только прижиться здесь, но и овладел многими тайнами, хотя и не без помощи Велесовых волхвов, сразу же приметивших способного человека. Не достигнув и тридцати лет, Рулав, сын Людовика, стал боготуром и ведуном высокого ранга посвящения. Впрочем, его взлет Олега не удивил, ибо матерью Рулава была не просто язычница-славянка, а ведунья Макоши, которую премудрые волхвы подсунули на ложе Людовика с помощью его матери Тинберги. Вот почему Рулав, родившийся в краю, давно принявшем христианскую веру, был закоренелым язычником и на дух не переносил тех, кто отрекался от веры пращуров.