Дело победившей обезьяны - Хольм ван Зайчик Страница 56

— Это Баг, здравствуйте. Ваш сын нашелся.

И не слушая всполошенного, сбивчивого писка в трубке, подал телефон Крюку.

— Хотите поговорить с мамой, Максим?

Есаул Крюк лишь съежился. “Мамо…” — едва слышно прошептал он, вжимаясь спиной в спинку стула, — словно Баг заботливо протягивал ему шипящую кобру. По рябой отщетины щеке есаула, скупо посверкивая в лучах газосветной лампы, медленно покатилась слеза.

— Ничего, — решительно сказал Богдан. — Ничего, есаул. Главное, что мы нашли вас и ваших… братьев по несчастью. Вас вылечат. И Кулябова вылечат… и третьего вашего друга… — Перед глазами минфа все плыло от головной боли. Богдан осторожно огладил затылок и пробормотал: – И меня вылечат…

…В морозной ночи наполненный искрами светлый снег оглушительно скрипел под ногами. Ечи медленно шли кругом занесенного снегом пруда; по берегам, сейчас напоминавшим громадные покатые сугробы, торчали тонкие прутики кустарников с пухлыми, призрачно мерцающими покровами снега на каждом. Тропинка была узкой, и человекоохранителям приходилось идти один вслед другому.

Свежий воздух немного скрадывал головную боль, и прежде чем садиться в повозку и ехать по гостиницам, Богдан предложил немного пройтись и поразмыслить, двинувшись к стоянке не напрямик, а через зеленую зону. Пора было подвести итоги дня. Сил уже совсем не оставалось, но делу не важны наши телесные немощи и хвори. Дело есть дело.

Итоги были неутешительны.

Кто-то чертовски осведомленный, явно могущественный и бессовестный разыграл эту партию с потрясающей предусмотрительностью и точностью – и совершенно непонятно зачем. Чтобы окончательно поссорить и по возможности опозорить хемунису и баку… Нелепость!

Но другого мотива не просматривалось вовсе.

Если же посмотреть именно с этой точки зрения…

— Тут две линии воздействия, — говорил Богдан. — Литературная и погребальная. Литературная началась раньше… Погребальная начала разыгрываться чуть позже. Вероятно, только когда эта наша обезьяна обнаружила заклятых и взяла над ними власть.

— Ты полагаешь, что литературная началась раньше? Но ведь наша обезьяна столкнула писателей тоже с помощью заклятых.

— Понимаешь, Баг… думаю, что много раньше. Многоходовка поразительная… Ведь писателям в голову не пришло бы писать свои опусы, если бы до этого в газетах не поднялась шумиха, если бы тема уже не оказалась, как у них говорят, раскрученной. А шумиха не поднялась бы, если бы не изначальные репортажи Шипигусевой. А она нипочем не заинтересовалась бы этой темой, если бы не попавший к ней обрывок нашего предписания. Но, попади он к любому иному журналисту на планете, тот ничего бы в нем не понял. Только и именно Шипигусева – потому что именно ей мы звонили тогда, именно ее видеоматериалами воспользовались. И именно к ней, с точностью невероятной, залетает этот обрывок. Причем поврежденный на редкость удачно: не читается ничего конкретного, ничего о словах власти – но ровно столько, чтобы заинтересовать журналистку и спровоцировать дальнейший шум. Может такое быть случайностью?

— Тридцать три Яньло…

— А когда дело зашло уж достаточно далеко, наш загадочный некто дожал писателей, подослав к ним двух заклятых с их историями. Если бы не предварительный раскрут через средства всенародного оповещения, оба властителя дум нипочем не клюнули бы.

— Пожалуй. Но тогда получается, что обезьяна имеет доступ к нашей закрытой сети?

— Получается. Более того – не только читает, но и работать в ней может. Именно через нее он послал отрывок предписания журналистке. Так, что и обратного адреса не засечь.

— Как ни крути… — немного невнятно пробормотал Баг, губами зажав сигару и тщетно щелкая зажигалкой Дэдлиба; потом сообразил: “Мороз же!”, несколько мгновений погрел ее в кулаке, потряс, щелкнул. Закурил. — Как ни крути, а такое под силу лишь мощной организации. Заморской разведке, например.

— Все же к этому клонишь?

— Да не то что клоню, — несколько раздраженно проговорил Баг. — Просто, понимаешь, ничего в голову не приходит больше. Саха Рябой тебе по нашим сетям гуляет, что ли?

— Это вряд ли, — согласился Богдан. — Кстати, взяли его?

— А то, — небрежно проговорил Баг и пустил в ночную тьму длинную, чуть фосфоресцирующую струю ароматного дыма.

— То есть наша обезьяна провоцирует, но в то же время полный выбор оставляет тем, кем, казалось бы, играет. Не купись писатели на эти истории, не покажись они им совершенно правдивыми лишь оттого, что очень понравились, — ничего бы не было. Никакого плагиата, никакой ссоры, никаких насмешек…

— И в случае с помруном то же самое. Никто Подкопштейна силком не заставлял употребить ловко подставленных ему заклятых для хищения мумии. Сам решил. Удержался бы от соблазна – ничего бы не было.

— Именно. Только во искушение вводит обезьяна своих испытуемых – но уступить искушению или устоять, то во власти их самих…

— Ни один не устоял! — в сердцах сказал Баг.

— Да. Все чувствовали, что у них цель великая…

— Стало быть, попадание заклятых в поле зрения Кормчего – тоже не случайность. Заклятые работали по указаниям обезьяны… Указание было – делать то, что велит Подкопштейн, а потом засветить его, вывалив гроб посреди дороги. Ясно, что это – знак для хемунису.

— Ну конечно. Однозначно читаемая указка: украли не из корысти, а чтобы похоронить.

— Точно. Хитрец…

— Если бы меня не занесло в нужное время в нужное место, — Богдан погладил затылок, — черта с два мы бы что-то заподозрили. Он бы всех переиграл. И нас в том числе…

— М-да. Своевременно тебе пришло в голову Мине помолиться…

— Да я не молился, — с досадой проговорил Богдан. — Просто поговорить с ним захотелось…

— Так это он тебе ответил? Папирусом-то на груди?

Богдан пожал плечами.

— Может, отчасти и мне… Все было ясно. Кроме одного, самого главного. Кто? У кого такие огромные возможности? И впрямь на заморские спецслужбы согрешить можно… Но зачем им? Только чтобы Кова-Леви лишний раз смог покричать про друа де л'омм? Так он и так каждый день… Возможность и мотив. Возможность и мотив…

За поворотом тропинки уже виднелась будка дежурного вэйбина со светящимся окошком и дальше – стоянка ведомственных повозок. Возможности и мотив… Странные бывают подчас мотивы. Поди разберись… Ведал ли, например, Возбухай Ковбаса, когда обращался к писателям со своей честной, хоть и немного наивной просьбою не поддаваться искушению момента и отнюдь не писать о Крякутном, что именно это обращение как раз и подтолкнет непримиримых хемунису и баку поскорей завладеть нашумевшей темою? Он им про такт да про этику – а они в ответ про неограниченные права творческой личности…

О Господи…

Странная, дикая мысль пришла вдруг Богдану в голову.