Зов из бездны - Михаил Ахманов Страница 56

– Он ночует при кухне, чтобы не опоздать к утренней трапезе. Кормят здесь обильно, и боюсь, что скоро он не пролезет в дверь.

Тентнут рассмеялась, и больше мы не разговаривали. Хатор славят без слов, и без слов служат матери Исиде.

Как была она прекрасна и как непохожа на Эмашторет! Ее движения отличали изящество и скромность, она знала, как сесть на колени мужчины, как обнять, как прижаться, как получить наслаждение самой, и как им одарить. Ее кожа скользила под моими ладонями, плавно колыхались бедра и стан, грудь с отвердевшими сосками стремилась к моим губам, поцелуи были слаще меда. Мы молчали, и комната полнилась лишь нашим шумным дыханием, потом Тентнут откинула головку и негромко вскрикнула. Тело ее напряглось, колени сжали мои ребра, рот приоткрылся, и я услышал: «Хатор!.. О Хатор, владычица!..» В этот миг страсть моя излилась, но я не почувствовал усталости и опустошения. Мы ласкали друг друга без слов, ее пальцы нежно касались моих плеч и спины, ее губы дарили сладость моим губам, наше дыхание смешалось, наши тела ждали нового прилива сил. Он наступил, и все повторилось. И казалось мне, что не женщину я обнимаю, а бессмертную богиню.

Потом мы лежали рядом, и рука Тентнут покоилась на моей груди, а бедро — на животе. Она спросила:

– Там, в Фивах, у тебя есть жена?

– Да. Ее зовут Аснат, и она подарила мне сына. Шедау уже в поре возмужалости.

– А другие женщины?

– Туа, наложница, которую я взял шесть лет назад. От нее — две дочери, совсем маленькие. — Помолчав, я добавил: — Иногда я встречаюсь еще с одной девушкой. Но она мне не принадлежит, она танцовщица из храма.

Тентнут вздохнула.

– Твоя жизнь полна, Ун-Амун… Как бы я хотела жить в Фивах, в твоей семье, с твоими женщинами! Принести тебе сына или дочь… Но это невозможно.

– Почему, Тентнут?

– У меня не будет детей. Никогда… Я как бесплодный стручок на древе жизни.

Я понял, о чем она говорит — Нефрура тоже не могла понести. Лекари умеют делать такое с девушками, и многие соглашаются — те, кто выбрал долю танцовщиц, певиц и арфисток. Вероятно, им кажется, что они всегда будут молоды, красивы и независимы от мужчин. Но проходит время, вянет цвет юности, и некому согреть их старость…

Я не знал, что сказать, каким образом утешить Тентнут. Должно быть, она почувствовала это и приложила палец к моим губам. Молчи, не говори… В ночь радости не нужно утешений…

– Ты прислал дары мне и Хенумпет, — раздался ее тихий шепот. — Я благодарна… ткани Та-Кем здесь дороги… Чем я могу отплатить тебе?

– Ты уже рассчиталась. И щедро!

– Нет, еще нет! Скажи, чего ты хочешь?

– Услышать твой голос. Услышать, как ты поешь. Можно?

– Да. Но это будет не для тех, кто спит в этом жилище, а для тебя и для богини.

Она запела негромко, но я различал каждое слово:

О, как благостно и приятно, когда расцветает Золотая…

Когда лучится она и расцветает!

Пред тобой ликуют небо и звезды,

Тебе воздают хвалу солнце и луна,

Тебя славят боги,

Тебе воздают хвалу богини.

О, как благостно и приятно, когда расцветает Золотая… [46]

Заря еще не занялась, когда Тентнут меня покинула, и мягкий стук копыт ее ослицы растаял вдали. Утомленный ее ласками, я спал долго, а когда поднялся и вышел во двор, меня встретили испытующие взгляды Эшмуназара.

– Хвала богам, сны твои были счастливыми, — промолвил он, потом приблизился ко мне, втянул носом воздух и расплылся в улыбке. — Похоже, не только сны! Я ощущаю некий аромат, и это не твой запах, Ун-Амун! Ты с недавних пор пахнешь кедровой смолой, бронзовым топором и потом быка, что тянет бревна. А это… это!.. — Он всплеснул руками и в восторге закатил глаза: — Я всегда говорил тебе — заведи девушку! И наконец это свершилось!

– Владыка Закар-Баал посоветовал мне то же самое, — ответил я. — Ослушаться его невозможно, пришлось покориться.

Эшмуназар захихикал.

– Конечно, мое слово — ничто в сравнении со словом князя! Я повез тебя к госпоже Лайли, я позвал Хенумпет и Тентнут, я… — Он вдруг замер, потом хлопнул себя по лбу: — А!.. Так это была она, клянусь милостью Ашторет!.. Наша певчая птичка из Долины!.. Скажи ей, Ун-Амун, что она может не таиться и приезжать сюда в любое время. Только пусть прихватит с собой Хенумпет. Я так люблю слушать ее флейту!

Было еще одно происшествие. Через три или четыре месяца после того, как я вернулся с гор, меня разбудили громкие голоса. Выглянув во двор, я увидел там могучего гиганта с пышной бородой и длинными усами, чьи ноги и сандалии покрывала дорожная пыль. Он, несомненно, был воином — об этом говорили доспех из бычьей кожи, медный шлем и огромный серпообразный меч на перевязи. Эшмуназар его допрашивал, но с разумной осторожностью — слишком воинственный был вид у пришельца, слишком грозно топорщились его усы и сверкали глаза. Они говорили на местном языке, который я понимал уже неплохо.

– Откуда ты, воин?

– Из Хару, господин, из Кадеша.

– Прямо из Кадеша сюда пришел?

– Нет. Из Кадеша пришел в Библ, а оттуда послали к тебе.

– Ко мне?

– Ты ведь Эшмуназар, благородный господин? И это твой дом, твоя усадьба и твои поля?

– Воистину так. Но я не жду никого из Хару.

Тут Эшмуназар оглянулся и увидел, что за его спиной собрались восемь работников, кто с дубиной, кто с топором, кто с молотильным цепом. Это придало моему хозяину уверенности. Он выпрямился, насупил брови, упер руки в бока и спросил:

– Ты кто такой, пес из Кадеша?

– Не пес, господин, а лев! Я Бен-Зорат, лев и сотник третьей сотни копьеносцев.

– Если копьеносцев, так где твое копье? Клянусь Баалом, я вижу только меч!

– Как сказано господину, я сотник. Сотнику положен меч и древко с флагом, а рядовому воину — щит, копье и кинжал.

– Понятно. Зачем же ты пришел ко мне, лев и сотник?

– Не к тебе, господин. В городе мне сказали, что у тебя живет египтянин Ун-Амун.

– Может, живет, а может, нет. Что тебе нужно?

– Передать ему весть от моего военачальника.

– А кто он, твой военачальник из Хару?

Бен-Зорат сдвинул шлем на лоб и почесал в затылке. Мысли в его голове ворочались неторопливо, но все же текли в нужную сторону. Подумав некоторое время, он сообщил:

– Военачальник мой не из Хару, а из Таниса, что в египетских землях. Сефта его зовут, а еще он называет себя Феспием. Великий боец! Я лев, а он как три льва!