Грешница. Связанные паутиной - Михаил Парфенов Страница 56

Силь отпустил оружие, часто-часто дыша.

Неожиданно лес застонал. Деревья шелестели листьями, издавая невыносимый шум, от которого наворачивались на глаза слезы. Госпожа, стоящая невдалеке, ощутимо напряглась.

– Не двигайся, – приказала она, выходя вперед.

Василиск видел, как движения зеленоокой Лиз становятся обманчиво вкрадчивыми, плавными. Черные, что вороньи крыла, непокрытые волосы окутывали фигуру, а ветер создавал иллюзию их движения.

Лес обрел жизнь: хрипло крикнул, сомкнул ряды и раздвинулся, пропуская…

Мальчик не знал, как описать вышедшее существо.

Оно было большое. Могучее. Покрытое длинными спутанными блестящими волосками, в которых свили гнезда птицы.

Ему не требовались глаза – оно и так видело. Не требовались уши – оно слышало все. От одного его присутствия хотелось упасть на колени, зарыться лицом в землю и исчезнуть в осознании собственного ничтожества.

– Ты гляди-ка… Лесной отец пришел. Какая честь! – с издевкой произнесла девушка.

Вокруг Лесного отца толпились существа помельче, точно малые дети подле родителя. Иные! Множество Иных, самых разных и живых!

– Госпожа, там же…

– Не сейчас. – Она почти рычала.

Существо выползло целиком и тяжко вздохнуло. Из-под меха появился гибкий отросток и потянулся к мертвому телу узкомордого хищника. Толкнул. Начал теребить – вставай, мол, перестань шутить!

Хищник упал.

– Он мертв! – громко подсказала госпожа.

Василиск в ужасе закрыл глаза. Зачем она провоцировала это?!

Лесной отец заговорил. Его голос звучал горным ручьем, треском множества падающих камней, завыванием ветра. Смысл его слов проникал в голову, минуя уши.

«Зачем вы убили одного из моих детей?»

– Он сам на нас напал, – дерзко ответила госпожа Лиз.

«Вы пришли к нему сами. С оружием. Вы всегда так делаете, а по пятам за вами следует тлен. Даже сейчас гибнут мои дети, неугодные вашим царям. Горят деревья, горит трава, кричит металлическое оружие, придуманное, чтобы облегчить суть вашего предназначения».

– Нашего предназначения?

«Убивать живое. Топтать святыни. Изменять».

Лесной отец был неумолим, и, хотя в голосе его не звучали понятные людям эмоции, становилось жутко. Это древнее существо видело, как впервые на небосводе загорелось солнце и как творился их мир. Его невозможно обмануть.

– Ты прав. Но неужели ты не видишь, что мы не люди?

Иные пугливо затрещали на своих ломаных сложных языках. Василиск их не понимал – он знал лишь человечий язык, на котором говорили все остальные жители Убежища, давно позабывшие свои корни.

«Мальчик позади тебя наш. Но ты другая… ты Тьма. Я видел таких существ, когда все вокруг было молодо и ново.

Они были хуже людей. Они пожирали все на своем пути. Сжигали дотла холодным пламенем своих истлевших сердец. Это пламя заменяло душу и давало власть над остальными, более примитивными… Я помню те времена и боюсь их возврата… Но ведь ваше время вышло. Вы ушли навсегда».

– Ничто не бывает вечно, – чувственно произнесла она, явно понимая, о чем речь.

Василиск хотел к ней обратиться, но не смог открыть рта.

От девушки исходили волны панического страха. Она была его источником. Темная пелена накрыла проталину и ударила в Лесного отца. Тот лишь шевельнулся: зато остальные отхлынули в ужасе, прячась за деревьями.

Перед мальчиком как будто разворачивалась битва двух существ совершенно другого уровня, до которого ему никогда не дотянуться.

«Они боятся. Остановись».

– Зачем? – рассмеялась госпожа, разводя руками. – Разве вы не хотите причинить нам вред? Разве не пришли сюда, дабы наказать?

«Я не могу убивать. Это можете только вы и вам подобные. Ты используешь страх, как бич. Умеешь это, хоть и не осознаешь как. Тебя не учили. Древнее зло в тебе слабо. Есть еще что-то… что… что?»

Вопрос звучал печальным эхом.

Девушка неуловимо изменилась. Холод отступил. На смену ему пришло тепло. Ласковое, пленительное.

– Госпожа, о чем он говорит? Какая тьма? Как она связана с тем, что вы полукровка? – смог наконец заговорить змееныш.

Она промолчала, – следила за гигантом.

«Добро и зло. День и ночь. Вот в чем твой секрет, молодая дочь. Равновесие. Это странно. Любая чаша весов может склониться от невесомого касания. Будь мне интересны нити судеб остальных миров, я бы желал тебе скорейшего конца пути. – Он явно не хотел произносить слово «смерть». – Но все, кроме этого леса, мне безразлично. Пусть остается как есть. Но знай: ты несешь опасность, за тобой тянется нескончаемый алый след. Его рано или поздно почуют другие».

– Скажи, где я смогу их увидеть? Ответь мне! – закричала черноволосая госпожа.

«Мне неизвестно это. Я страшусь того, что до срока сокрыто от нас. Знание таит в себе опасность, оно же налагает ответственность».

– Ты знаешь: кто я, и все равно не желаешь отвечать?!

«Будет так, как разрешит судьба. Не мне давать тебе подсказки. Но я и раньше чувствовал здесь Тьму. Теперь остались лишь остатки; зловонный корень, что никак не обретет покой. Ищи и, может быть, найдешь».

– Многое тебе открыто, Лесной отец. Будь я сильнее, я бы заставила тебя дать ответ.

«Вам дана власть верить в это, – последовал равнодушный ответ. – А теперь уходи. Но перед уходом пусть дитя возьмет себе насильно отнятую жизнь. Мой ребенок не должен умереть напрасно».

– Чего он хочет от меня? – прошептал Василиск, прижимаясь к теплому боку Лиз. Она, утратив разом пыл и гнев, стала прежней. Серьезно посмотрела на него:

– Испей крови убитого. И съешь сердце. Так ты возьмешь себе часть его жизненных сил. Зверь продолжит жить в тебе.

И хотя Василиск не хотел этого делать – его мутило лишь от мысли, – отказаться он не мог. Потому подошел к мертвому телу, в растерянности коснулся насмерть застрявшей рогатины, кое-как острым камнем вспорол брюхо и сунул туда руку. Склизкие органы, в которых пришлось копаться, вызывали рвотные позывы, но он держался из последних сил.

Прошло много времени, прежде чем сердце, сизый комок плоти, из которого сочилась кровь, оказалось у него на ладонях.

Мальчик ощутил, как предательски тускнеет реальность.

…Нет. Нельзя. Он больше не раб. Бояться глупо…

И погрузил зубы в скользкое, теплое нечто.

Когда с мерзким ритуалом было покончено, госпожа одобрительно погладила его по щеке. А Лесной отец подхватил тело узкомордого хищника и вобрал в себя.