Сага о Рорке - Андрей Астахов Страница 56

– Отче, я…

– Ничего не говори. – Адмонт осенил отца Бродерика крестом. – Я рад, что ты будешь там. И помни, что не с язычниками ты идешь на смерть, но с войском, которое выбрал Бог. Благословляй их, Бродерик. Сейчас мы все в их руках…

Ночью выпал снег. Он засыпал черные пятна кострищ в покинутом лагере и следы людей. Природа, словно заботливый устроитель кровавых гладиаторских игр, устраивала белоснежную арену, на которой тысячам вооруженных людей предстояло встретиться в жестокой бойне.

К утру норманнское войско заняло холм. Браги сам расставлял воинов. Только теперь воины поняли план Браги и подивились хитрости и искушенности своего вождя. За первой засекой глубиной в двести саженей, устроенной на стороне холма, обращенной к Луэндаллю, укрылось около трехсот воинов, лучники Первуда и пеший норманнский отряд из людей Браги и Хакана Инглинга. Молодому родичу конунга Харальда было поручено общее командование, а в помощники ему Браги определил Оке Гримссона. Хакан не скрывал радости и гордости, а вот другие ярлы с удивлением приняли это решение Браги.

– Молодой, пусть учится воевать, – коротко ответил Железная Башка.

За второй засекой линию обороны заняли воины Ведмежича и Ринга, а также союзные готы, копейщики и лучники. Эта линия соединила восточный и западный края холма, и в центре, а также со стороны Винвальдского леса, была прикрыта мощной засекой, сооруженной антами. Наконец, в третьей линии встали дружинники Горазда, Эймунда, часть воинов Ринга и Браги, пешие и конные. Они непробиваемой стеной окружили главную святыню Готеланда.

Солнце уже поднялось над лесом, когда по войску разнеслась удивительная весть: в боевых порядках норманнов будет сама принцесса Готеланда Аманда. Девочку привезли в закрытом возке в сопровождении стражи из вершников-готов, закованных в железо. Вместе с Амандой прибыл и отец Бродерик. Аббат Адмонт же остался в Луэндалле, чтобы быть со своей паствой в час опасности. Теперь норманнским воинам стало ясно, почему у церкви водрузили стяг Готеланда.

– Если принцесса здесь, – говорили воины, – значит, Браги уверен в победе!

Утро застало норманнскую рать в готовности. Воины немного продрогли, но ночь была снежной и оттого не морозной в понимании антов и викингов, которые к таким холодам были привычнее готов. Разведенные по склону холма костры помогали отогреться. Однако Браги не разрешил поджигать большие костры, сложенные накануне.

К полудню потеплело. День обещал быть солнечным, и девственно чистое поле между лесом, монастырем и холмом вспыхивало мириадами искр. Пока не было заметно никаких признаков приближения врага.

Лица воинов были суровыми и напряженными. Более опытные ратники, прошедшие не одну битву, знали, что ожидание опасности всегда хуже самой опасности, но даже им казалось, что из-за вековых сосен Винвальдского леса должно появиться что-то устрашающее. Вспомнились рассказы беженцев и древние легенды о чудовищах, и оттого даже самые невозмутимые и хладнокровные из воинов ощущали волнение. Слишком силен был враг, слишком далеко они были от родных берегов Норланда, словенских полей и пронизанных солнцем рощ, чтобы не думать о возможной смерти на чужбине. Даже Браги Ульвассон ощущал волнение и расхаживал по вершине холма, пробуя снег сапогом и время от времени всматриваясь в линию горизонта. Норманнская конница не знала себе равных, лишь франки имели подобную, но устоит ли она против ансгримских зачарованных рыцарей, одно имя которых вселяет в людей ужас?

Нервозность Браги пока не передалась другим ярлам. При Железной Башке оставались все вожди норманнского войска. Хакан Инглинг, передав командование Первуду, прибыл на вершину холма, чтобы получить последние приказы. Эймунд и Ринг никуда не отлучались. Молодые ярлы были великолепны в новом вооружении и богатых, расшитых золотым бархатных плащах. На шлеме Хакана Инглинга ослепительно сверкал маленький золотой сокол, раскинувший крылья, – знак дома Харальда. Вооружение Эймунда, панцирь, нару и ножи, были покрыты серебряной гравировкой. Ярлы, не сговариваясь, достали лучшее вооружение из своих запасов, точно желая подчеркнуть важность грядущей битвы. Рядом с щеголеватыми соратниками, Браги в простой байдане и в шишаке с переносьем выглядел простым воином, а не предводителем войска.

Горазд со своими дружинниками тоже был при ставке. Вооружение Горазда не уступало по роскоши норманнским доспехам Эймунда и Ринга, а по цене превосходило их. Ромейский оружейник, изготовивший дивной работы кирасу для заказчика, вставил в огорлие кирасы девять крупных смарагдов, оправив их жемчугом. Наплечники украшали многоцветные перегородчатые эмали с изображениями святых, а конический ромейский шлем с плюмажем сиял позолотой в свете утреннего солнца. Красив был Горазд, осанист и дороден, и сидел на своем коне прямо и горделиво, надменно взирая на всех вокруг. Лишь в те секунды, когда падал взгляд Горазда на свиту Браги, спесь в нем меркла, уступая место тревоге: не раз и не два он встретился глазами с тем, кого боялся и ненавидел как никого другого в целом свете.

Рорк ни в чем не подозревал Горазда. Из всех вуев Горазд казался ему самым благородным. Такой воин, думал Рорк, неспособен наносить предательский удар, скорее сам пойдет на недруга, честно, лицом к лицу. Страха и тревоги Рорк не мог заметить, слишком далеко был Горазд, да и думал сын Рутгера о другом. В предчувствии битвы он неожиданно вспомнил о Яничке. Странная мысль вдруг осенила Рорка: а если погибнут все, кто позаботится о княжне? Далеко земля словен, а смерть близко. А впрочем, Боживой, Вуеслав, Радослав и Ярок при ней, хотя Рорк понимал, что Боживой – враг княжне, а прочие не смогут противиться старшему брату.

– Красив павлин, – сказал Турн, обматывая тонкой, пропитанной варом бечевой, рукоять секиры, чтобы не скользила в руке. – И глуп: все войско Зверя на него накинется, чтобы такие роскошные перья повыдергать.

– Он князь, ему людей в бой вести.

– Глупец он. Бери пример с Браги – вот где воин!

– Прочие ярлы тоже роскошны.

– Юность это, Рорк. В их годы и я шел на смерть, как на пиршество.

– И пьян был?

– Запах крови и смерти пьянит сильнее самого крепкого меда. Но горе тому, кто захмелеет от него.

– Солнце поднимается все выше, – сказал Рорк, подняв глаза к небу и прикрыв их ладонью, как козырьком. – Если день будет теплый, мы победим.

– Почему ты так думаешь?

– Конница Зверя завязнет в грязи… Чему ты улыбаешься, Турн?

– Думаю о том, что если норны не перережут нить моей жизни сегодня, я, пожалуй, доживу до того дня, когда исполнится пророчество старой Сигню. Клянусь всеми духами Аваллона, быть тебе великим конунгом у норманнов!

Одинокий звук рога пронесся над полем, прокатился эхом по верхушке леса, подняв с деревьев стаи каркающих ворон. Подобно воронам, переполошилось войско норманнов, спешно взлетели в седла всадники, поднялась и встала в боевые линии пехота, заняли позиции лучники, воткнув в землю перед собой стрелы. Тысячи глаз напряженно вглядывались в край у самой кромки леса – в ту сторону, откуда донесся сигнал. Чистым и мелодичным был позыв рога, неведом затейливый напев. Но пробудил грозное ожидание, и вновь волнение охватило всех, кто стоял на холме.