Джип, ноутбук, прошлое - Константин Костинов Страница 56

У Торговых рядов от толпы отделился человек и остановился за углом, отдыхая и украдкой вытирая глаза носовым платком. Ветер, разумеется, всего лишь ветер…

Актер Народного дома Глебов-Котельников, чье настоящее имя было Глеб Евгеньевич Котельников, поежился и поднял воротник пальто, пытаясь прикрыться от на самом деле холодного ветра. Особенно мерзли уши, кепка не спасала.

– Ужасная трагедия, не правда ли? – произнес голос слева.

Котельников обернулся. Рядом с ним остановилась семейная пара: мужчина чуть младше самого Глеба, с короткой светлой бородой, в пальто и широкополой шляпе, и темноволосая женщина с маленькой кожаной сумочкой.

– Ужасная, – кивнул Котельников. – Авиаторы не должны ТАК погибать.

– Простите, – недоуменно поднял бровь незнакомец. – А как же они должны погибать?

– Нет-нет, вы меня неправильно поняли. Люди вообще, по моему мнению, погибать не должны. Просто… быть убитым грабителем, в грязной парадной… Ладно еще в воздухе…

– Выпасть из сиденья, – подхватил незнакомец, – и темным комком лететь вниз, к земле, понимая, что спасения нет и смерть наступит через несколько секунд. А потом удар! – Незнакомец резко хлопнул рукой в перчатке по ладони, Котельников чуть не подпрыгнул. – Переломаны абсолютно все кости, расколот череп, ребра проткнули сердце… ТАКАЯ смерть лучше?

Актер содрогнулся. У него было живое воображение, и картина, нарисованная собеседником, стояла перед глазами, как живая.

– Ну почему, – возразил он, – есть же… – Котельников защелкал пальцами. – Эти… парашюты.

– Как у Леонардо да Винчи? – включилась в разговор женщина, очевидно, жена незнакомца.

– Ну да, – скептически сморщился незнакомец и придержал шляпу, чуть не сбитую порывом ветра, – представляю я эти парашюты. Огромное полотнище, которое нужно привязывать снаружи са… аэроплана. Летит аэроплан, а сбоку этакая огромная колбаса болтается.

– Разве нельзя придумать что-то маленькое, дорогой? Вроде зонтика?

– Нельзя, – отрезал муж, – для того, чтобы надежно задержать падение, нужна огромная площадь «зонтика», а значит, до использования он будет занимать много места. Нельзя большое превратить в малое. К тому же, – добавил он, – я уверен, что русские не способны придумать что-то новое в этом вопросе.

– Не очень-то патриотично. – Котельникова задело за живое.

– А я не русский, – отрезал незнакомец. – Я – американец. C’mon, honey [9].

Они повернулись, женщина на ходу открыла сумочку и выдернула из нее огромный шелковый платок, тут же развернувшийся и заполоскавшийся на ветру. Она накинула платок на плечи, и парочка скрылась в толпе похоронной процессии.

Котельников задумчиво смотрел им вслед. Перед его глазами стояла картина: человек, летящий к земле, и шелковый платок, такой большой и так удачно поместившийся в маленькую сумочку.

– Превратить большое в малое… – пробормотал Котельников.

– Думаешь, получится? – Юля, убедившись, что забавный лопоухий человек их не видит, сдернула неудобный платок и принялась запихивать его в сумочку.

– В прошлый раз получилось, – пожал плечами Руслан. – В этот раз тоже может. Потом проверим.

Юля подняла над головой серебристую коробочку фотоаппарата и щелкнула процессию.

– Ну и зачем?

– Для памяти.

– Юля, смотри, наживем мы проблем с такой «памятью».

– Проблемы, – серьезно сказала Юля, – у нас уже есть. Две.

Сердце Руслана упало.

– Что ты имеешь в виду?

– Во-первых, у меня светлые волосы отросли у корней, и я теперь не знаю: оставлять их светлыми или красить в черный, как было.

– А во-вторых?

– Во-вторых, – Юля наклонилась к уху мужа, – у меня скоро начнутся месячные, а здешние прокладки я видела. Это же не прокладки, а подушки, с ними ходить невозможно. Что бы придумать?

Потянулись длинные скучные дни, в течение которых не происходило ничего интересного.

Фрезе принес «американцам» две паспортные книжки, так что теперь они стали полноправными гражданами Российской империи. Можно было купить пистолеты, но скука и безмятежность последних дней привели к тому, что эта идея как-то заглохла.

Руслан возился с автомобилем на основе УАЗа. Вернее, так как УАЗ повторить на базе 1910 годов было невозможно, они с Фрезе общим мозговым штурмом пришли к идее автомобиля, более напоминавшего первые джипы Второй мировой, некую помесь «доджа» и «виллиса». Стимпанковская струнка в душе робко предлагала нечто вроде парового «роллс-ройса», но была безжалостно задавлена суровой реальностью: отчаянно дымящая и пыхтящая машина, прыгающая по полю, – отличная мишень.

Пока что автомобиль существовал в единственном экземпляре. Вернее, даже в пятипроцентном экземпляре: фактически он состоял из чертежей, исчерканных и перечерканных, и деревянной модели, стоявшей в одном из сараев экипажной фабрики в Эртелевом переулке.

Модель, впрочем, тоже выглядела как деревянная рама, с примерными размерами будущего автомобиля. Примерными, потому что все упиралось в двигатель, которого не было.

В пламенной патриотической речи господин Фрезе все-таки чуточку приукрасил ситуацию с «полностью отечественным автомобилем». Требуемых двигателей в России 1910 года все-таки не делали. Фрезе обещал с кем-то поговорить, но пока дело стояло глухо. Не делали подшипников, да и электропроводку от филиала «Сименса» в Санкт-Петербурге назвать отечественной тоже как-то было сложно. Впрочем, до электропроводки еще было далеко, как до русско-японской границы. Кстати, здесь это выражение имело вполне конкретный смысл: русско-японская граница после войны с Японией проходила через Сахалин.

Правда, был и повод для некой гордости собой. Нарастали продажи канистр, уже называемых в народе «фрезе» или «фрезами», по фамилии производителя, отштампованной на боку. Петру Александровичу даже пришлось расширить штат жестянщиков.

В один из октябрьских дней Руслана позабавила короткая заметка в «Новом времени». Исполненный патриотического запала автор заметки сокрушался по поводу засилья всего немецкого и приводил канистры в качестве очевидного примера засилья. Почему, вопрошал автор, этот удобный предмет, придуманный в России и в России же производимый, носит немецкое имя? Не пора ли восстановить справедливость и вместо чуждого немецкого имени дать «фрезам» исконно русское название? Например… Тут автора почему-то заносило в Древнюю Русь, и предлагались названия вроде «кади» или «корца».

Так как пикетов с транспарантами у фабрики не наблюдалось, Фрезе и Лазаревич пожали плечами и ничего не поменяли.

Тем более что основную массу денег они начали получать от продажи патентов.

Единственное, что уже точно было сделано к автомобилю, – колеса, до сих пор вызывавшие у Руслана нервный тик. Каучуковые, узкие – широкие шины просто лопались, – с низким рельефом: высокий из-за мягкости каучука просто отрывался бы при движении. И даже на такие колеса они уже умудрились подать десяток патентов.