Телевизор. Исповедь одного шпиона - Борис Мячин Страница 55

К. с. Батурин – д. т. с. гр. Панину. Сов. секр. Расш. Фр. Эп.

Дражайший Никита Иваныч!

Даже и не знаю, как объяснить приличными словами постигшую нас коллизию. Юнкер Мухин, коего я взял с собою в Италию в качестве переводчика, бесследно исчез, как ежели бы он никогда не существовал и не числился в нашей экспедиции. Такоже растворилась графиня Алиенора, Радзивилл, вся их челядь и прихлебатели. Изобразив врача, якобы посланного дуком для поправления Радзивиллова здоровья, я проник в арендованное литовцами палаццо. Но всё тщетно: палаццо стало похоже на опустевшую конюшенную: всюду срань и пустые бутылки.

Опросив местных босяков, я выяснил, что наши подопечные ночью спешно собрали вещи и направились в Маламокко ^[214], где погрузились на корабль и отплыли. Печально я глядел на узкий мол, на детишек, купающихся на пляжу. Как вдруг ко мне подошел некий расфуфыренный павлин и горделиво кивнул головою.

– A noble ship of Venice hath seen a grievous wreck ^[215], – проговорил павлин по-аглицки, ехидно посмеиваясь надо мною. – Меня зовут Тейлор, Джон Тейлор, подданный короля Георга, повелителя Великобритании, Франции ^[216] и Ирландии. Ежели я не ошибаюсь, мы с вами союзники. Северный аккорд… Красивый, хотя и немного утопический, на мой скромный взгляд, прожект вашего министра Панина. Я давно наблюдаю за вами, Бесил. Ваша галантная работа в Швеции поразила меня. Жаль, что вы тогда проиграли Вержену ^[217]. Король Густав не любит Россию, зато очень любит блестящие балы, костюмы и театральные увеселения…

– Полноте болтать, сударь, – грубо оборвал его я. – Говорите, чего вам надобно или проваливайте…

– Как грубо! – скривился англичанин. – Все-таки ваш народ отличается редкостным невежеством. Говорю же вам: мы союзники, а союзники должны помогать друг другу.

– Чем же вы можете мне помочь?

– Скажем так: мне знакомы кое-какие подробности похищения вашего юнкера. Саймон Мухин – так, кажется, его зовут. Юноша очень талантлив. Я купил у него небольшую картину с изображением венецианского заката…

– Говорите немедленно, где мальчик!

– Как же вы любите торопить события! У нас в Лондоне так не принято… Давайте мы с вами лучше сыграем в одну интересную игру: я расскажу вам всё, что знаете вы, а вы мне расскажете всё, что знаю я. Таким образом, никто из нас не изменит своему отечеству. Мы вроде как просто рассказываем друг другу забавные истории. Вот, например, одна история, которую мне давно не терпится кому-нибудь рассказать…

Тейлор сложил мизинцы и большие пальцы рук, как бы образовывая и показывая мне треугольник. Я полагаю, ты помнишь, что означает сей знак, Никита Иваныч. Я кивнул, англичанин усмехнулся и продолжил свой рассказ.

* * *

Несколько лет тому назад к дому русского посланника в Лондоне явился молодой человек восточной наружности, потребовавший немедленной аудиенции. Посланник пил свой утренний кофий, в халате, подбитом пухом сибирских гусей, и читал газету; в аудиенции было отказано. Однако ж молодой человек был настойчив и добился-таки приватного разговора. Он сообщил русскому посланнику, что его зовут Мехмед-Али Эмин, и что он сын Гуссейн-бея, некоторое время управлявшего Боснией, затем греческими островами, а позже направленного султанским фирманом ^[218] в Алжир, для войны с пиратами. Отец его вскоре умер, и Мехмед-Али оказался в сетях юношеских соблазнов. Сначала он записался было в янычары, потом стал заниматься торговлею, однако потерпел неудачу; все его товары оказались захваченными пиратами, а сам он – должен различным людям немало пиастров.

– Извините, я ничем не могу вам помочь, – равнодушно сказал посланник. – В мои дипломатические обязанности входит защита только русских подданных.

– Но я хочу стать русским подданным, – сказал Мехмед-Али. – Я хочу принять греческую веру и служить вашей императрице.

– Простите, – высморкался посланник, – даже если бы вы были самим греческим патриархом, я не могу принять вас в русское гражданство. Для этого нет никаких оснований.

– Я вам сейчас покажу основание, – усмехнулся молодой человек.

С этими словами он положил на кофейный столик карту Средиземного моря, сплошь испещренную заметками и крестиками: бухты, порты, крепости, количество войск в гарнизонах и даже указания с наилучшими способами осады и минирования. Всё, что годами и даже столетиями держалось в строжайшем секрете, в один день стало известно русским. Россия получила карту, а Мехмед-Али – пашпорт.

Скажу вам честно: когда я сообщил об этом лорду Сандвичу, он поднял меня на смех. «Эти русские, Джон, – сказал он, – ни к чему негодная нация. Забудьте об этом и вернитесь к нашим канадским делам, они волнуют меня в данный момент куда больше ^[219]».