Обнаженная натура - Лорел Гамильтон Страница 55

— Значит, не Олаф, — заключил Эдуард.

— И не ты, — ответила я.

— Я тебя пугаю, понятно, — сказал Олаф. — А Тед почему не годится?

— Хорошая игра заставляет вживаться в роль, и у меня было бы ненужное чувство, когда я навестила бы его семью.

Вот это была правда.

Бернардо, улыбаясь, наклонился вперед:

— Значит, счастье выпадает мне?

Я посмотрела на него хмуро:

— Я тебе даю второй шанс сыграть моего бойфренда. Не заставь меня об этом пожалеть.

— Ладно, в прошлый раз не тебе пришлось раздеваться под дулом пистолета.

Это он сказал совершенно серьезно, не чтобы меня подразнить.

— Кому и зачем надо было, чтобы ты разделся? — спросил Олаф.

— Они задали хитрый вопрос, чтобы проверить, действительно ли он мой любовник.

— Какой вопрос?

— Спросили, обрезан я или нет, — ответил Бернардо и сейчас некая игривость в его голосе имелась. — Потом проверяли ее ответ.

— И как? — спросил Эдуард.

— Ответила правильно.

— Откуда ты знала? — спросил Олаф, и с неподдельной возмущенной интонацией.

Я расстегнула привязной ремень.

— Слушай, перестань сейчас же. Ты еще не заработал право на ревность или обиду.

Олаф глянул на меня неприветливо.

— Сонни и Паук видят, как мы спорим, — напомнил Олаф.

Я забыла про двух полисменов, что ехали за нами. Это даже не небрежность, для этого нет названия.

— Ладно, хорошо, только я всерьез говорю, Олаф. Польщена, что ты пытаешься за мной ухаживать, как нормальный мужик, только нормальный мужик не станет ревновать еще даже до первого поцелуя.

— Неправда, — сказали в один голос Эдуард и Бернардо.

— Как? — переспросила я.

Они переглянулись, потом Эдуард сказал:

— Я втрескался когда-то в одну девицу, всерьез и впервые. Никогда ее не целовал, даже не держал за руку, но ревновал ко всем, кто оказывался рядом.

Я попыталась себе представить молодого робкого Эдуарда — и не смогла. Но приятно было знать, что когда-то и он был мальчишкой а то иногда казалось, что Эдуард вышел какой есть из головы какого-то гневного божества, Палладой зла.

— Мне случалось ревновать женщин, у которых были романы с моими друзьями. На территории друзей не браконьерствуешь, но иногда завидно смотреть, как им хорошо вместе, — вставил Бернардо.

— Мы с Анитой думали, что ты готов браконьерствовать, — сказал Олаф.

— Ну, если я люблю женщин, это еще не значит, что у меня принципов нет. Серьезных подруг моих друзей я не трогаю. И жен тех, кто мне нравится.

— Приятно слышать, что у тебя есть принципы.

Я постаралась вложить в эту фразу побольше язвительности, и мне удалось.

— Не помнишь, — спросил Бернардо, — что там за поговорка насчет стеклянного дома?

— Я чужих мужей не трогаю.

— А я вампирш, — ответил он.

Очко в его пользу. Но вслух я сказала:

— Ты даже не знаешь, чего лишаешься.

— Я не хотел бы спать с женщиной, которая меня может заворожить взглядом. Надо все время помнить, чтобы в глаза не глядеть.

— Так что дело не в смертности, а в практичности?

— Да, и проблема с влажностью.

— Ты о чем?

— О том, что они мертвы, Анита, а у мертвых смазка не выделяется.

— Стоп. Прекратили, а то я сейчас себе это представлю. — И добавила, не успев подумать: — Для тех вампирш, кого я знаю, это не так.

Сведения у меня были из воспоминаний Жан-Клода и Ашера, которыми они со мной поделились метафизически. И от Белль, которая сама приходила в мои сны.

— А откуда ты знаешь, что твоим знакомым вампиршам не была нужна смазка? — спросил он.

Я попыталась найти ответ, который не вызовет дополнительных вопросов, и не смогла.

— Краснеешь.

Олаф это сказал не слишком довольным голосом.

— Ой. Это значит, картинки, которые мне представились, верны? — А вот у Бернардо голос был просто счастливый. И сам он улыбался от уха до уха.

Эдуард внимательно посмотрел на меня поверх приспущенных очков.

— До меня не доходили слухи о тебе и о вампиршах.

— Давайте вы все подождете снаружи, а я одна с тиграми поговорю.

Я вышла из машины в полумрак парковочного гаража.

Сонни и Паук вышли из своей машины, но с меня уже хватило разговоров с мужчинами. Я захлопнула дверь и пошла к табличке с надписью «Лифт», услышав звуки открывающихся и закрывающихся дверей. Если дойду туда первой, то в казино поднимусь без них. Пусть это и глупо, но мысль о том, как двери закроются перед носом у Эдуарда, доставила мне мелочное удовлетворение. Может быть, он понял, что хватит уже меня дразнить, потому что прибавил шагу и догнал меня перед лифтом.

— Подниматься туда одной — это надо быть дурой. Ты не дура.

Слышно было, что он разозлился.

— Мне надоело все время объясняться и оправдываться.

— Я послал Бернардо и Олафа поговорить с ребятами из СВАТ, так что можешь говорить только со мной. Есть еще что-нибудь, что я должен знать?

— Нет.

— Врешь.

Я посмотрела на него недобро:

— Я думала, это только Тед фантазировал насчет лесбиянок.

— Ты — слуга Жан-Клода, Анита. Насколько тесно связаны вы метафизически?

Вот так. Он угадал, что именно я не хотела им рассказывать.

— Никогда я не был в Сент-Луисе, — сказал Бернардо прямо у нас за спиной. — Что там за вампирши у Жан-Клода?

— Они не настолько любят Аниту, чтобы с ней спать, — ответил ему Олаф.

Двери открылись, Я сказала:

— Еще одно слово на эту тему — и я еду в лифте одна.

— Нежные какие, — ответил Бернардо.

— Прекратите, — велел Эдуард. — Оба.

Они прекратили, и мы все вошли в лифт. Бернардо про себя улыбался, Олаф открыто хмурился. Лицо Эдуарда было непроницаемо. Я прислонилась к стенке и постаралась найти выражение лица, которое бы не ухудшило ситуацию. Что мне лучше: чтобы они думали, будто я сплю с женщинами, или чтобы знали, что переживаю воспоминания вампиров? Первое, конечно. И еще лучше было бы, если бы и Эдуард в это поверил.