Семь крестов - Николай Прокошев Страница 55

Пес также находился в этом войске, хотя такое решение далось ему с большим трудом. Гектор вместе с третью гарнизона мог остаться для защиты крепости. Тут Бэзил ему советчиком не был. Правда, однажды дух упомянул о битве как о поиске третьего креста. Выходило, что участие в ней полубрата Бронте было необходимым. Но невидимка больше не напоминал пруссу об этом, и выбор был за ним самим. Гектор просто разрывался – на одной чаше весов лежало жгучее желание защитить свою землю, применив все, чему он научился у Бэзила и Гуго. На другой – жизнь Анны. Дороже нее у Пса никого не было.

Измученный страхами и сомнениями, Гектор решил поделиться с женой, ожидая помимо нескончаемых слез услышать мольбы остаться и не рисковать собой. К его великой радости, лучшая из всех девушек на свете мужа отпустила, сказав, что долг каждого мужчины защищать свою родину с оружием в руках. А она будет за него молиться и просить Господа, чтобы сохранил ему жизнь. И он обязательно вернется.

Армия Кёнигсбергского комтурства насчитывала несколько знамен: маршальское, городское, из городов Тапиау и Велау, епископа самбийского Генриха III Зеефельдта и ленников ордена – вассалов. Впереди колонны ехал сам маршал Тевтонского ордена Фридрих фон Валленрод в сопровождении знаменосца и оруженосца. Пес и раньше видел маршала, невысокого человека с холодным взглядом, но в таком облачении главнокомандующий рыцарской корпорацией предстал пред ним впервые.

На фон Валленроде сиял новизной белоснежный плащ с капюшоном. Нашитый на спине нежным черным шелком крест превосходил все мыслимые размеры. Его суконный ваффенрок [90], с таким же крестом на груди, прикрывал кольчугу, ярко бликовавшую на солнце у ворота. Голову маршала венчала белая шапочка с плоским верхом, на тыльной стороне которой имелся маленький черный крестик.

Попона маршальской лошади белого цвета по бокам была украшена все теми же крестами, только уже на фоне геральдических щитов. Остальные рыцари в похожих облачениях, но с нашитыми крестами меньших размеров, гордо гарцевали за командиром, изящно взмахивая плащами, чтобы не задевать ими столпившийся на улицах люд. Городские зеваки не могли оторвать глаз от такого бесподобного зрелища.

Тысячу воинов, уходивших сражаться с поляками, народ провожал великим ликованием. Горожане подбадривали армию криками «С вами Бог!» и подброшенными вверх головными уборами. Перед отъездом Гектор на всякий случай попрощался с Гуго, который оставался в замке, Йоганном, Бальтазаром и отцом Михаэлем, призвавшим сердце товарища наполниться состраданием, а душу – милосердием. Езды до основного скопления сил тевтонов было меньше недели, и за это время прусс удивился поразительной дисциплине в отряде.

С утра по первому зову трубача просыпались, по второму – седлали коней, по третьему – отправлялись дальше. Шли с утра и до наступления темноты. Самыми первыми пробирались разведчики. На некотором расстоянии за ними ехали фуражиры и интенданты, которые обеспечивали армию всем необходимым. С ними шли и хаусмейстеры, ответственные за размещение верхушки ордена во время перехода через населенные пункты. Замыкало колонну само войско.

Для участия в битвах братья надевали бацинеты [91], составные кирасы, включавшие в себя нагрудник, наспинник и подол, не говоря уже о наручах, поножах, латных перчатках и башмаках. Эти доспехи, а также оружие, как и порох, транспортируемый в обычных закупоренных бочках, везли на специальных обозах в хвосте шествия. Боевые кони, которых вели оруженосцы, шли тяжелым шагом без седоков – их седлали только перед военными действиями.

Наконец, люди из Кёнигсбергского комтурства прибыли в стан фон Юнгингена. Такой армии Пес никогда не видел – на первый взгляд, народу здесь было больше раз в десять, чем насчитывал их отряд. Высшее руководство ордена размещалось в белых шатрах из парусины, отмеченных соответствующими каждому комтурству и городу флагами.

Временное жилище гохмейстера находилось в центре пересечения двух главных дорог стоянки, через которые строго-настрого запрещалось тянуть растяжки других палаток. Здесь постоянно поддерживался огонь, и часовые спрашивали пароль – дневной и ночной. Вояки, что были попроще, сидели прямо на земле вокруг костров на своих дорожных плащах, служивших им одновременно и лежанкой и одеялом. Кого не устраивало такое скромное убранство, сооружали шалаши из веток, сена и прочих подручных материалов.

В многотысячной толпе каждый солдат был занят своим делом, будто он и не покидал родных стен. Валили лес, пилили дрова, мыли лошадей, забрасывали сети, собирали ягоды. Повсеместно горели костры, раздавались бодрые песни. Улыбчивые лица бойцов, казалось, наслаждались каждым мгновением в преддверии схватки с врагом. Крепкие и сильные мужчины, собранные под тевтонскими штандартами, были счастливы в эти минуты, не задумываясь о неизбежном.

Лагерь раскинулся в живописном месте у реки, на берегах которой из острых кольев были установлены препятствия для вражеской конницы. Повсюду росли высокие деревья, весело щебетали лесные птички, бабочки порхали с цветка на цветок. В голубом безоблачном небе, то плавно опускаясь, то медленно поднимаясь ввысь, кружил сокол, высматривая добычу. Запах свежеиспеченного хлеба, дразня, щекотал пруссу ноздри, и он вспомнил, что с самого утра ничего не ел.

Они втроем с Гуннаром и Трондом расположились недалеко от кёнигсбергского знамени-гонфанона [92]с изображенным на нем белым львом в золотой короне на красном поле. В котомке Гектора еще оставался запас соленой оленины, копченая рыба, две головки сыра, ячменная лепешка и плетеная бутыль красного вина. Он с удовольствием разделил трапезу с друзьями – неизменно молчаливым Трондом и беззаботно улыбающимся Гуннаром.