Герои Зоны. Мы - мутанты - Александр Шакилов Страница 55

Фарт тронул меня за плечо, жестами и гримасами намекнув, что не стоит отвлекать космонавта от видов за бортом, пусть себе.

– У него выходной, – пояснил он, когда мы удалились от космонавта на пару-тройку шагов. – А у всех моих коллег – без исключения! – есть дурацкое хобби: запечатлеть определенный географический объект. Это вроде охоты. Загадываешь снять определенное местечко на Земле – и вперед.

– Но это глупо. Ведь понятно, где что находится, – возразил я, сражаясь с очередным приступом тошноты. – И наверняка известно, когда станция пролетит над желаемым местом. Заранее подготовься – и снимай на здоровье.

Сава улыбнулся печально, но в то же время не скрывая торжество мудреца над глупым неофитом, сморозившим несусветную глупость:

– Понятно, да. Но ведь еще видимость и свободное время, и…

И вот тут я внезапно осознал весь сюрреализм ситуации: где я нахожусь, с кем, кто и что вокруг меня и зачем вообще я здесь. Этого всего в нормальной жизни нормального человека попросту быть не могло, но ведь это происходило со мной!

Казалось бы, космонавты на орбите – пик всего, на что пока что способно человечество. И они просто обязаны быть самыми-пресамыми, просто суперчеловеками каким-то – безупречными красавцами, добрыми, сильными, умными. Каждый из них обязан просто быть подобен античному богу, только без склонности к интригам и перевоплощениям. Ведь миллионы людей трудились, не разгибая спины и не выпрямляя извилин, чтобы забросить чертову уйму сложного оборудования в околоземное пространство и населить его! Однако мне хватило одного лишь взгляда на плешивого фотографа, чтобы понять: богами здесь и не пахло.

На станции вообще ужасно смердело.

К тому же, на МКС постоянно стоял раздражающий гул.

Мне нужно было как-то «приземлить» себя, отвлечь от реальности, которой быть не могло, но которая все же существовала вопреки здравому смыслу.

– А коллегу этого твоего, фотографа, зовут… Владимир Николаевич Иванов? – сам не знаю, зачем я это спросил.

Однако Фарт отнесся с пониманием, ответил без тени улыбки:

– Почти. Иван Юрьевич Петров. Мы знакомы.

– И родился он в забытом богом поселке в Мордовской АССР.

– В точку. Он – коренной петербуржец.

– И еще при Союзе окончил Харьковское высшее военное авиационное училище летчиков имени дважды Героя Советского Союза С.И. Грицевца. И он – герой Российской Империи.

– Почти. Ваня награжден NASA Distinguished Public Service Medal.

– Чего?

– Медалью НАСА «За выдающиеся общественные заслуги».

– Обожает смотреть футбол. – Я почти уже пришел в себя. Подумаешь, Макса Края занесло на МКС, что такого? Куда только злодейка-судьба меня ни забрасывала, уж это-то местечко точно никак не хуже ЧЗО или Полигона. Так что хватит про сюрреализм сюсюкать, надо действовать!

– Футбол?! Ха! Он не пропускает ни одного матча НБА. Макс, ты просто поразительно догадлив. Как у тебя это получается? И вообще, для новичка ты у нас тут очень неплохо держишься, Макс! – похвалил меня Фарт.

Если б в молодости я не прошел особую подготовку, даже не представляю, что со мной сейчас бы было…

Далее, в рабочем отсеке размещались бортовые системы и оборудование с кучей пультов, а еще – жилая зона, отделенная от приборной панелями интерьера. Корпус рабочего отсека – два разновеликих цилиндра, один метра три в диаметре, а другой – примерно четыре, и соединены они между собой коническим переходником. В маленьком цилиндре – приборы и прочая фигня, а в большом – две крохотные каюты, санитарный отсек с умывальником и ассенизационным устройством, кухня с холодильником, рабочий и обеденный столы, медицинская аппаратура, тренажеры и весьма некрупная небольшая шлюзовая камера для отделения контейнеров с отходами. Рабочий отсек, конечно, просторнее переходного: длиной он около восьми метров, и в нем есть аж восемь иллюминаторов.

К поверхности обеденного стола были приклеены ленты скотча. Причем – липкой поверхностью наружу. И уже на скотче покоились консервные банки. На той, что была ближе ко мне, я разобрал надпись – «Гювеч».

Заметив, что я побледнел при виде пищи, и, решив, что это проявление интереса, Фарт пояснил:

– Пробовал я это рагу. Отвратительное блюдо, дрянь!

Лучше бы он этого не говорил. А мужчина, который сидел за столом, пристегнувшись к стулу, не чавкал бы, поедая содержимое консервной банки с явным удовольствием! Я уж думал, что внутри у меня ничего уже не осталось. Как же я ошибался!

На мужчине были белые носочки, серая футболка и серые шорты. Обуви он не носил. На кой обувь в невесомости? Еще я обратил внимание, что на одежде у него нет пуговиц. Логично. Ведь пуговица может оторваться и потом летать по станции, а в итоге влететь, куда не следует, и натворить плохого.

Еще я с удивлением заметил на нем резинки. На руках, на ногах. Этими резинками к телу прижимались разные предметы – карандаш, отвертка и даже расческа. Хотя, чему тут удивляться-то? В условиях невесомости бытовые мелочи на журнальный столик не положишь. Так что все гениальное просто: цепляй на себя резинку, а под нее суй необходимое, что всегда должно быть под рукой.

На пути возник еще один космический волк. Не обращая на нас и чревоугодствующего коллегу внимания, он споро разделся и закрепил одежду на стене с помощью липучек. Ничуть не стесняясь своей наготы, – для своих лет он выглядел вполне крепко – мужичок смочил полотенце водичкой из тюбика вместимостью примерно со стакан и принялся этим полотенцем энергично обтираться.

– Кстати, система жизнеобеспечения производит не только кислород, которым космонавты дышат, но и перерабатывает жидкие отходы в воду, пригодную к употреблению, – прокомментировал Фарт действия купальщика.

Я представил, как это знать, что именно тут пьют – и мне опять стало нехорошо.

Пытаясь сдержать очередной душевный порыв, я наткнулся взглядом на колокол, висящий на стене. Не какой-то там научный прибор, сложный агрегат или, скажем, бортовой, а всего лишь обычная рында. Зачем это здесь?

– По ком звонит колокол?.. – с трудом выдал я.

– Когда власть меняется, тогда и… Но чаще – по иному поводу. – Фарт нахмурился, и мы продолжили наш путь к тому, что называлось прямо-таки научно-фантастически – «телепорт». – Сейчас я тебе объясню. Для них, – Фарт обернулся и кивнул на оставленную позади парочку, – давно уже стали рутиной перестыковки всякие с выходами в открытый космос. Эксперименты, которые можно поставить только в космосе, им проводить давно уже неинтересно, и, глядя сверху вниз на Землю, на закаты и восходы, на пейзажи, от красоты которых у новичка случился бы обморок, они лишь сдержанно зевают. Макс, тут нет места подвигу, тут все подчиняется распорядку дня.

По крохотной промежуточной камере – диаметром она была метра два и столько же длиной, зато все-таки с двумя иллюминаторами – мы перешли дальше, и Фарт продолжил: