Конец пути - Александр Прозоров Страница 55

— Он не знает, — повернулся единственно обозначенный здесь именем Ирин к соседу. — Он не знает, — повернулся тот дальше. — Он не знает, он не знает…

Шепоток пробежал по кругу и вернулся к Ирину.

— По воле богов, чужеземец, — начал тот, — люди изначально поделены на три касты. На саттв, раджасов и тамасов. Саттва — это высшая каста, это люди духа. У них пять душ, хотя все прочие люди имеют лишь четыре. Они умеют общаться с богами, видеть сущее и творить чудеса. Раджасы — это люди порядка. Они созданы, чтобы сражаться, защищая порядок, чтобы повелевать тамасами и обеспечивать покой саттв. Они делают это, не ведая, что творят, ибо такие желания вложены в их души богами. Тамасы — это рабы, созданные, чтобы работать, обеспечивая пищей высшие касты, они способны только выполнять приказы. Они глупы, исполнительны и довольствуются малым, ибо такими их создали боги.

— Интересная история, — оглядел здешних мудрецов Олег. — Нельзя ли поподробнее, как вы нас различили?

— Это было легко, чужеземец, — поведал сосед Ирина. Ты первым вошел в дом, не страшась неведомого, закрыл за собой дверь. Это поведение саттвы. Ибо они всегда ищут новое, мыслят и рискуют. Раджасы часто поступают похоже, но они ищут славы, а потому никогда не закроют за собой двери, дабы все видели их мужество. Саттва самодостаточен, поэтому не ищет чужой похвалы, славы. Он кажется скромным, поскольку все делает по своему желанию и только для себя.

— Но не для других?

— Когда он делает что-то для других — то все равно по своему желанию, чужеземец, и не ищет от других одобрения своему поступку.

— А тамасы?

— Тамасы боятся неведомого и всегда рады, когда другие ищут что-то новое вместо них. Они рады толкнуть в опасное место другого, а высшие касты стремятся вперед сами. Саттвы чисты в душе и ищут чистоты во всем. Тебе не понравился дым — и ты его убрал. Люди тамаса безразличны к таким тяготам и либо не обращают на них внимания, либо топят печь с дымом, а перед сном проветривают дом.

— А раджасы?

— Они могут отказаться топить печь и заснут в холоде, чтобы не нюхать дыма. Саттвы ищут чистоты, поэтому предпочтут убрать грязную подстилку и спать на жестком, но чистом покрывале. Тамасы ищут мягкости и предпочтут много грязных подстилок одной чистой. Раджасы не любят жесткости, хотя предпочитают чистоту. Они накрывают грязную подстилку чистой.

— Надо же, экзамен на экзамене! — удивился Олег. — Наверное, было что-то еще?

— Людям саттвы нравится пища, что сытна, сочна, масляниста. От нее в тело приходит долголетие, сила, бодрость, здоровье, радость. Люди раджаса тянутся к пище острой и соленой, возбуждающей чувства, злость. Эта пища дает силу и радость, но сокращает время жизни. Люди тамаса предпочитают вонючую, подгнившую, но обильную еду.

— Так вот почему я никогда не мог обедать в столовой нашего автопарка, — хмыкнул ведун. — Оттуда такой вонизм всегда шел… натурально тамасической пищи. Но многие каждый день ели и нахваливали. Я все понял. Мне пришелся по нраву паштет, Любоводу — перченый плов, моей рабыне — копченая рыба с овощами. Кстати, на привале я бы от нее тоже не отказался.

— Когда нет выбора, саттва, многим приходится смирять свои вкусы. Но если выбор есть, каждый человек выбирает пищу, изначально отведенную для его касты волею богов, — назидательно сообщил Ирин. — Мы видим, ты желаешь спорить. Тогда ответь: неужели мы ошиблись и ты не ищешь в своей жизни новое? Не рискуешь собой ради любопытства? Не дорожишь честью, даже когда это опасно? Не предпочитаешь тонкие ощущения грубым, не ищешь игры для ума в ущерб баловству для тела и плоти? Разве у тебя не пять душ? Разве ты не умеешь творить чудеса?

— Совсем чуть-чуть, — признался Середин. — Когда нет другого выхода. Но это всего лишь знания. Ведь я ведун.

— Знания одной касты не приходят к члену чужой. Потому что раджас никогда не станет искать мудрости саттвы. Для него с рождения будет интересно мастерство воина. Равно как тамас не станет стремиться ни к тому, ни к другому. Он предпочтет грубые игры трудному мастерству и простые наркотики — тонкой игре ума.

— Я не уверен, что у меня есть пять душ, уважаемые.

— Они есть, саттва. Ибо ты человек духа. Теперь скажи, о чем ты так спешил нас предупредить?

— В вашу страну пришел нгылек. Я хочу найти его и уничтожить. Он крадет души мертвых и может разорить все кладбища вашей страны.

— Вы видите! — встрепенулся Ирин. — Он опять сказывает про нгылека! Но нгылек не опасен мертвым, он опасен живым. Он поселяется в живом теле, и человека с тех пор начинают считать мертвым!

— Значит, я ошибся, — спокойно кивнул Олег. — Когда я спрашивал про этого демона, ворующего души мертвых, люди сказали мне, что это нгылек. Я решил, что в вашей стране он носит это имя.

Здешние мудрецы быстро переглянулись, по очереди кивнули.

— Мы согласны, саттва. Ты ищешь опасного демона. Опасного и для нас. Мы согласны — найди и уничтожь его.

— Он ищет кладбища! Расскажите мне, где они у вас, самые крупные? Я объеду их и поймаю демона!

— У нас большая страна, — заметил один.

— В ней много кладбищ, — добавил другой.

— Тебе не объехать все.

— Демон успеет сотворить беды.

— Ты разминешься с ним.

— Он наберет силу и одолеет тебя.

— Ты должен найти его сейчас, — последним, седьмым мудрецом высказался Ирин.

— Но как? — развел руками Середин.

— Ты должен выпустить пятую душу, она взлетит высоко над землей и увидит демона! Ведь ты знаешь, как он выглядит?

— Знаю, — кивнул Олег. — Но я не знаю, как выпустить пятую душу и есть ли она у меня вообще.

— Она есть, — уверенно сообщил Ирин. — Мы поможем тебе ее выпустить и вернуть.

— Есть, говорите? — Ведун задумчиво потер себя ладонями за ушами, будто проверяя — а не там ли она, родимая, прячется? Потом провел по бокам и обратил внимание, что оружия нет — пояс остался лежать в доме. — Что же, коли есть шанс найти его сразу, то грех не попробовать. Давайте, затевайте свое дело. Я согласен.

— Конечно, согласен. Ты же саттва! — Ирин вышел из круга, открыл стоящий у стены мешок, достал кожаный бурдючок примерно полулитровой емкости. Протянул его Олегу: — Выпей все.

Отказываться было поздно. Олег выдернул из горлышка деревянную затычку, поднес бурдюк ко рту. На вкус его содержимое напоминало грибной суп, но было совершенно без гущи. Когда последняя капля упала на язык, зазвучали бубны. Их было три, натянутых на деревянную и костяную основу, расписанных человечками, зверьми, деревьями и птицами. Причем, как смог заметить ведун, во время игры мудрецы били не просто так, а норовили попадать билом именно по фигурками, причем в каком-то определенном правильном порядке. В каком — он разобраться не успел. Четверо мудрецов вышли к нему, начали приплясывать рядом, а Ирин торопливо пояснял: