Мефодий Буслаев. Ожерелье дриады - Дмитрий Емец Страница 55

Чем ближе Дафна подходила, тем сильнее стучало у нее сердце.В судьбе у каждого бывают переломные моменты, когда словно стоишь на распутье –и одним словом, одним движением, одной мыслью можешь все изменить. Жизньпотечет или по одному или по другому рукаву реки, и рукавам этим никогда большене пересечься.

Даф подошла и остановилась. Если бы сейчас, в эту секунду,Меф отбросил камень, вскочил и прижал ее к себе, просто так прижал бы, безвсяких слов – выбор осуществился бы сам собой. Даф навеки отказалась бы открыльев и никогда не пожалела бы об этом. Но он сидел и тюкал камнем, как дятелклювом.

«А вот не буду я ему ничего говорить! Пусть думает сам!Проявляет инициативу! Догадывается!» – решила Дафна.

Ощутив, что кто-то заслоняет ему свет, Меф поднял голову.

– О, привет! – сказал он.

Даф молчала.

– Проснулась? – спросил Меф, хотя в целом и безтого было понятно, что если девушка вылезла из палатки, стоит и смотрит нанего, то она как минимум не спит.

Даф ничего не ответила, втайне злясь на него. Она принеслаему свою судьбу, свою вечность, свои крылья, он же распрямляет колышек! Этотолько кажется, что любовь нетребовательна. Нетребователен только легкий игаденький флирт.

Меф вопросительно посмотрел на Даф. На щеке у него былтемный, от глаза идущий след копоти. Коснулся, должно быть, грязной ладонью.Дафне захотелось стереть его, но, спохватившись, она отвернулась.

– Что-то не так? Дуешься на что-то? – удивилсяМеф.

Даф упорно молчала. В последнее время она все меньшедоверяла словам. Когда что-то говоришь, надо понимать не только то, чтоговоришь, но и истинный подтекст сказанного. Например: я говорю это, потому чтохочу понравиться. Или: я вру, потому что думаю, что это меня защитит. Или: ясплетничаю, потому что у меня нет друзей и я пытаюсь выклянчить чужое внимание,чтобы хоть так его заслужить. Или пытаюсь настроить кого-то против кого-то иличто-то выгадать. И тогда, возможно, если до конца это осознаешь, лишний разбудет повод промолчать. А то сам себя вечно обманываешь, и потом неудобностановится.

На лице Мефа проступило нечто вроде постепенного понимания.Он стал медленно приподниматься, но в этот момент камень, который он держал занесенным,машинально опустился и ударил его по указательному пальцу руки.

Буслаев досадливо вскрикнул и, отбросив камень, отправился креке остудить палец. Проводив его взглядом, Дафна наклонилась и поднялаколышек. Это была хромированная круглая железка с изгибом, сантиметров десяти вдлину.

«Должна же я, в конце концов, сохранить то, что решило моюсудьбу? Возьму его в Эдем и закопаю в саду, а выросшее дерево – кривое ижелезное – назову „деревом чурбана Буслаева“, – подумала она.

Дафна ощущала себя человеком, который положил свое сердце впустой молочный пакет, принес его любимому, поставил на стол и тихо ушел.Любимый же, убирая в квартире, заглянул в пакет, увидел там непонятный кусокмяса и, бормоча, что вот свинячат тут всякие, выкинул его в мусоропровод.

Послышался зуд открываемой «молнии». Из палатки выбралсяКорнелий. Посмотрев на Дафну пустым взглядом, он, шатаясь, отправился к Сереже,где и умылся двумя пальчиками.

– С добрым утром, новый день! – сказал он.

* * *

Чимоданов дичал на глазах. Дичал в хорошем таком, лесномсмысле. Спал уже не в палатке, а на лапнике, наплевав даже и на спальник. Впалатку его давно не пускала Ната. До глаз покрытый копотью, Петруччо ворочалсяночами у костра, выкладывая дрова по-охотничьи, чтобы по мере их прогораниятепло приближалось к нему.

Во многом лес действовал на него так же, как и на Багрова.Только Матвей, как романтик, сходил с ума от любви и тоски. В переводе напопулярный язык: у него ехала крыша. У Чимоданова же крыша, напротив, надежно ипрочно нахлобучивалась на хозяина. Петруччо, как практик, радостно опрощался,не тоскуя и ничем не заморачиваясь.

Научился ловить верхоплавку без удилища, поплавка и грузила,только на леску с крючком. Насаживал дохлого, а чаще даже шевелящегося овода,пускал и спустя несколько секунд выволакивал на берег очередную серебристую, спалец, рыбку. Осечек почти не было.

Комаров он теперь не бил, а сдувал или сгонял, первым извсех сообразив, что на раздавленного насосавшегося комара сразу слетаются сотнидругих, точно вампирам повесили вдруг объявление: «кровь!» В результате самыйзакомаренный тот, кто больше всех их раздавил.

На стоянках, пока Эссиорх скромно обрубал ветки с сухойелочки, Чимоданов ухитрялся лихо срубить три-четыре молодые березы ичего-нибудь из них соорудить. Ел сырую рыбу, густо соля ее. Один раз, чтобышокировать Даф, сожрал живую и шевелящуюся верхоплавку вместе со всемипотрохами. Даф-то он не шокировал, зато Мошкин позеленел и трижды повторил, чтоЧимоданов «больной».

– От здорового слышу! – обиделся Петруччо и меткоплюнул в него рыбьим глазом.

– Мне кажется, ты мог бы жить в чаще, – сказалКорнелий, когда орущий Мошкин отказался от попыток удушить Чимоданова и убежалобижаться в лес.

– Это точно! Дай мне топор, соль, и я непропаду! – заявил Петруччо.

– А зачем соль?

– Полезнейшая штука – соль… Промыл дождевого червя,землю из него выскреб, просолил – уже лопать можно. Опять же и лягушек никто неотменял… С голоду не пропадешь.

– Слушай: заглохни, а? – устало попросила Ната.

Только что она вернулась от реки с кругами под глазами, итеперь ей хотелось смешать кого-нибудь с грязью. Чимоданов же, как самыйнестерильный, подходил для этой цели больше других.

Улита подошла к Дафне, которая, сидя на корточках у костра,закапывала в угли картошку.

– Заметила? – поинтересовалась ведьма. –Хочешь узнать: чего стоит мужик, – сходи с ним на неделю в поход. В походеи гниль сразу всплывет, и хорошее проявится. Я бы всех кандидатов натили-тили-тесто отправляла в поход принудительно. Люди тут проверяются нараз-два-три. А то маются дурью: тесты всякие на совместимость заполняют впоганых журнальчиках, машины шариками украшают! Поубивала б!

Дафна вопросительно посмотрела на Улиту. Та покраснела и,буркнув что-то, отошла.

«И чего она? У них же с Эссиорхом все вроде нормально. Ахда, машина с шариками! Может, в ней все дело?» – подумала Дафна. Она давнообнаружила у ведьмы одно свойство: чем больше Улита что-то ругает, тем большеона этого хочет.